Дарья Кононенко - Ответ большевику Дыбенко

Лось, в отличие от разных там кавалеристов, ехал с комфортом, периодически поглядывая на лозунги. Все ж веселее. Вот только - а чего на Мариуполь идем именно сейчас? Почему не в марте? Апрель на дворе, а до кое-кого только сейчас дошло, что город надо брать. Хотя - земля уже достаточно просохла, кавалерии легче. И не так холодно по ночам. И птички, которые прицельно гадят. Лось обругал пернатое нехорошими словами и попытался счистить 'подарочек' с заметно потрепанной черкески лопухом. Крысюк почему-то не пошевелился, хотя такие вещи его обычно веселили.

Шло войско из степи, и не видела старая степь еще такого войска. Гуляло когда-то здесь похожее, ан не такое. Идут запыленные, с винтовками за плечами, кто в форме солдатской, кто в одежке домокатаной, кто в куртке кожаной, кто в бушлате черном, клешами пыль подметает. Кто седой совсем, а кто только-только будяки лозиной перестал рубать, на ремешок старый стальную шаблюку прицепил. И тачанок - на любой вкус, и размалеванные цветами да птицами, и с лозунгами всякими. И реют над тем войском флаги красные да черные.

Может, и красивый город Мариуполь, только не до красот сейчас. Крепко там золотопогонники засели, с налета не возьмешь, один раз уже попробовали. Ничего-ничего, и хуже бывало, зато как они переполошились, будто кто кота в птичник закинул. Скоро Куриленко подойдет, он офицерью даст чертей! А пока ждем. Перегруппировка войск, так ее и перетак. А еще слышно, что на рейде стоят самые настоящие французы, аж целый броненосец, и шо с ними делать? Хто их сюда звал? Но это уже дело десятое. Сначала - сдерем с волка шкуру!

Грохочут пушки с утречка, панычам к завтраку. Шестеро махновцев в кучу сбились, карту города разглядывают, а выпущена та аж при царе Горохе, двадцатилетней давности. Да хоть город и разросся, но по Таганрогской и до гавани. А еще там банк. И его нужно взять, деньги всегда пригодятся. Рубай в грязь, хлопцы. Рубай в грязь.

Крепко золотопогонники держатся, в ответ палят. Уже и полдень на дворе, а не утихает бой. Кто очередью пулеметной прошит, кто изрублен, а кого еще узнать можно. Уже на улицах насмерть рубятся, а жители под кроватями спрятались. Еще трошки. Еще трошечки. Вот и пушки замолчали. Даешь!!!

Все. Бежит контра, даже флаг потеряли. Себе возьму, у порога постелю - ноги вытирать! Собака бродячая кровь с мостовой слизывает. В доме напротив занавеска шевелится, выглядывает кто-то осторожненько. А вот Григоренко живого офицера нашел.

Стоит махновец, голову чубатую опустил.

- Давно не виделись, братик.

Ушам Григоренко не верит - вроде и брат Иван, а вроде и нет. Муторно прапорщику, голова кругом идет. Только чего это брат так вырядился, цепочками часовыми обвешался, и погонов на плечах нет?

- Дрянь махновская.

- Все служишь, як та собачка. И шо тебе за ту службу дали? Шматок бляхи? Чи две малые тряпочки?

А вот за такое прапорщик Григоренко сразу стрелял. Он Георгия честно заслужил.

- Ты их благородиям сапоги лижешь, если не шо повыше, - Журборез прыснул,- а они тебе хату спалили, один фундамент остался.

- Брешешь.

- Собаки брешут. Палажка тебя пятый год ждет, так радовалась, когда царя скинули, а тебе на нее.... .

- Та шо с ним панькаться! На Луну и все! - Журборез не любил ждать. Вот они тут стоят, а хлопцы делом занимаются, всяки ценны вещи гребут. А нам - знову дуля.

- Охолонь,- махновец глянул на товарища, - вот ты брата встретишь, я на тебя посмотрю. Журборез заткнулся, у него не было братьев, у него было четыре сестры, которым он пообещал обновки.

- Пока ты, братик, во фрунт тянулся, я немцев резал. И австрияков. И панов. И продотрядовцев. Срывай погоны да пойдем в госпиталь, бо ты кровью стечешь.

Прапорщик медленно поднял правую руку, рванул левый погон с плеча так, что нитки затрещали.

- Чистый синематограф,- пробурчал Журборез и понесся искать какой-нибудь магазин готового платья.

Лось тоже брел по городу, периодически спотыкаясь на ровном месте, тоже со своими глубоко личными стремлениями. Мариуполь ведь большой город, тут даже театр есть. И даже синагога. Так что, ни одного окулиста в городе нету? Осточертело видеть мир расплывчато. Ага. Вот какой-то доктор Иванов, по крайней мере, так на двери написано. Красивая табличка, медная, и почерк витиеватый. И звонок электрический. Есть кто дома? Да тут дверь открытая, пальцем ткнул - она и распахнулась. Есть кто живой? А стулья в прихожей ничего, желтая такая обивка и спинки гнутые. И Ярчук, скотина такая, по шкафам шарит.

- Нашел что-нибудь?

- Одни книжки, - Ярчук развернулся к собеседнику во всей своей красе и женской лисьей шубе нараспашку.

- Книжки - это хорошо, это источник знаний,- прогрессор поднял с пола анатомический атлас и положил на стол. Потом заглянул в кабинет доктора.

Мать моя женщина! Не то, чтобы Лось никогда не видел повешенных, но на крюке для лампы, да еще и в почти новом чесучовом костюме-тройке - это уже перебор. И ковер в сторону отодвинут, чтобы экскрементами не испачкать, предусмотрительный был доктор.

- Это не ты его так?

Ярчук энергично замотал головой и поспешно поставил бронзовую жабу- пресс-папье обратно на полку.

- Не лечить ему больше люэс. А ты шо, на прием записался?- махновец осклабился во все свои зубы. Прогрессор меланхолично ответил, куда Ярчук может пойти с такими предположениями.

Махновец только хмыкнул, подошел к столу и стал изучать атлас. Хоть картинки посмотрит, читать он все равно не умеет. И учиться не хочет.

- Кишечки. Подарю Клавде. Дарить сестре милосердия анатомический атлас? Будто ей по жизни чужих кишок мало.

Прогрессор решил не отставать от товарища, тоже поискать что-нибудь ценное. Или нужное. Пресс-папье было здоровенным и бесполезным - он же не писарчук при штабе. А вот в кабинете у самоубийцы на столе что-то блестело. Лось тряхнул давно немытой головой и второй раз зашел в кабинет. Не ошибся, очки на столе лежат, в золотой оправе. Вот это повезло! Ошибочка. Не повезло. Покойный страдал дальнозоркостью, да и глаза у него были посажены ближе.

Прогрессор плюнул с досады и решил поискать своих. За Опанасом нужно присматривать, а то Мариуполь - город большой, еще заблудится человек. Да и Крысюка не мешало бы найти, а то, как взяли банк, так он куда-то и пропал. Надо бы с ним поговорить. Взять четверть самогона и серьезно поговорить. Потому что если человек неделю подряд оживляется только при слове 'обед', а все остальное время сидит возле пулемета как пришитый и молчит, то это не дело. Контру, правда, стрелял - так улыбался. А вот это уже хреново, люди добрые, очень хреново.

А кто это по улице прет, с банкой клейстера в руках и пачкой листовок под мышкой? А что это за листовки такие Крысюк клеит на все подряд? Так, ведро пафоса в начале и ниже, шрифтом побольше - за грабеж населения - расстрел на месте. Ни фига себе! Суров батько Махно. Так, сейчас листовки вдвоем быстрее расклеим и займемся насущными проблемами.