Дарья Кононенко - Ответ большевику Дыбенко

- Шо это он шастает? - прошипел Кайданов, усиленно глядя на кобылу.

Прогрессор поймал вошку. А вот это уже подозрительно. Вроде бы еще ничего плохого не сделали. Вроде бы. Но неплохо бы передислоцироваться поближе к пулемету.

Шульга торчал возле тачанки, хрумкая непонятно чем - то ли сухарь из кармана достал, то ли что-то пожевать из соседней хаты раздобыл. Крысюка по-прежнему не было видно. И жены его - тоже. Опанас застрял в кузнице, чем-то ему чалая кобыла не понравилась, верней, кобыла как раз была в полном порядке - сытая, холеная трехлетка. А вот подковы у нее то ли стерлись, то ли не так прибиты. А вот куда делась эта жертва царских властей? Журборез тоже пошел по своим делам. Вот только какие у него дела? Варенья у кого-нибудь экснуть? Устроить драку? Бывший матрос Дунайской флотилии был из тех людей, у которых с рождения в заду шило. И чем старше человек, тем оно больше.

Ага, вот и Крысюк, с колбасой в руках. Интересно, где его носило? А колбаса ничего, пахнет, аж сюда слышно. И жена сзади вышагивает. Ого, какие сапоги у нее. Романтики цветы дарят, но Крысюк и слова такого не знает, вот и купил супруге обувку. Оно и правильно, цветы к вечеру завянут, или там через день, а сапоги долго прослужат. А сапоги красивые, черные, блестящие, размера этак тридцать восьмого.

Опять этот типчик, купеческой наружности. Дежавю, или как там это называется? Прогрессор уже машинально влез в тачанку и не менее машинально сел на экснутую у гражданки Феоктистовой подушечку с вышитой розой. Задница не казенная, а дно у тачанки твердое. Шульга прекратил жевать, взглянул на местного жителя.

- Шо таке?

Местный внимательно посмотрел на собеседников. Крысюк ласково посмотрел в ответ, поверх пулемета. Шульга вытянул руки вдоль туловища, поближе к револьверам, уставился на любопытного немигающим гадючьим взглядом.

- Кто у вас командир? Бойчук хочет поговорить.

- Командир,- Кайданов перестал свистеть, повернулся к местному, - а зачем тебе командир нужен?

И интонация прогрессору не понравилась.

Местный почесал в затылке. Фразочка его запутала. Да и командира, честно говоря, в маленьком отряде не было, зачем командир, если все и так люди воевавшие? Из-за хаты выглянул Журборез, с гусем в руках. Гусь был белым, упитанным и злодейски умерщвленным через сворачивание его длинной шеиньки. И, судя по патологически довольной роже, Журборез еще чем-то поживился. У бывшего матроса в жизни была великая и священная цель - пожрать! Ярчук клялся, что если бы Журборез был на 'Потемкине', то никто бы не возмущался по поводу червей - их бы просто съели, и еще б добавки попросили. За такой поклеп Ярчук схлопотал по роже, но прожорливость товарища никуда не делась, даже удивительно, что махновец при таком аппетите оставался тощим, как гвоздь.

- А зачем тебе командир нужен?- Кайданов укоризненно посмотрел на местного, сплюнул под ноги кровью.

Местный тяжело вздохнул. Этот разговор уже смахивал на издевательство.

- То я не понял, вы кто?

- А ты сам кто? - Шульга переступил с ноги на ногу, дернул плечом, сгоняя муху. Летают тут всякие гады шестиногие.

- Та вы за кого?

- За Махно, - пробурчал Крысюк.

- А то правда, шо он вовкулака? - пискнул кто-то из-за спины у местного.

Прогрессор хрюкнул. Благодаря беседам с необразованными товарищами это слово он уже знал. И оборотнем батька Махно не был. Потому что оборотни в церкви не венчаются. А вот ведьмак - может. И Лось не то, чтобы верил в колдовство, но Шульгу ведь не расстреляли насмерть, а он говорил, что у него крест от пуль заговоренный. Якименко покойный что-то плел про заговоренную винтовку, чтоб без промаха стрелять. И ведь ни разу не промазал, да как заговаривать не сказал. А зря, некоторым людям такое оружие бы очень сгодилось. Палий, опять же, свечки на смерть ставил. Так что- а бис их знае. Уже от Крысюка словечек нахватался, житель будущего, мать его так и этак.

- А как у вас земельным вопросом?

- Хорошо, - Журборез сунул гуся Усте на колени, на всякий случай.

- Хто такой Бойчук?- - Шульга не забывал о цели разговора, и стоял все так же расслабленно, как ганфайтер какой-нибудь. И руки также держит. Лось пересмотрел, в далеком и сопливом детстве, огромное количество вестернов, и такая стойка была ему знакома.

- Шось я тебя не бачив, когда мы от их благородий отбивались,- к местному подошел еще кто-то, в австрияцкой гусарской форме, без знаков различия.

- А когда мы Мариуполь брали, тебя тоже не видно было,- огрызнулся Крысюк, хоть и не к нему обращались.

Журборез благоразумно промолчал. Кайданов почесался, с остервенением, растер вошь в нечто липкое, вытер руку о штаны, задержал на ремне, возле гранаты.

- Мариуполь взяли?- недобитый гусар улыбнулся, на кутни зубы, как здесь говорят.

- Угу. Офицерье вешали, аж столбы трещать начали,- вставил свои пять копеек прогрессор. Ему достались хорошие новые шевиотовые брюки от какого-то поручика. Тот бурно возмущался таким наглым грабежом и обзывался трехэтажным матом. А потом подрыгался немножко на фонарном столбе и усе. Такая жизнь, вчера кушал ромштекс в ресторане мадам Пшекицюльской, а сегодня - уже тебя кушают мухи и вороны с сороками.

- То добре, - обладатель формы взглянул на небо.- Небо было голубым, с жирной свинцовой тучей на западе. Туча разрасталась.

- То вы прямо не едьте, а отам у нас цвынтар, то от него налево, то там балка. А там уже и ваши,- добавил второй местный.

Крысюк воспитанно поблагодарил. Опанас наконец-то вышел из кузницы, лыбясь во весь рот. И почему-то без кобылы.

- Сдулась! - радостно сказал ездовой.

Прогрессор только руками развел. Ну хотел кто-то продать кобылу, вычесал, зубы напильником переделал, как у молодой лошади, и через камышинку надул. А кобыла- это ж не дирижабль в полете. Вот и сдулась.

Погода портилась стремительно. Ливень превратил дорогу в реку из грязи. Зато пулемет не перегреется. Шульга этого мнения не разделял, и тихо матерился. Стрелять - одно дело, а отступать как, если что? Кони и так тачанку с усилием тянут, хоть и послазили с нее все, кроме пулеметной команды и Крысючки. А дождь зарядил основательно. То весна чи осень, люди добрые? У Заболотного уже третий раз курево гаснет. Кони недовольно мотали головами, дергали шкурой. Кайданов плелся радом с тачанкой, иногда сплевывая красным в дорожную грязь. Бондаренко вел конягу в поводу, то ли жалел, то ли рассудил, что так быстрее будет. Прогрессор безбожно замерз и мечтал о чем-нибудь горячем - миска борща, уютно булькающая батарея, шуба - да какая разница, лишь бы грело. Крысюк думал о чем-то своем, и мысли у него были невеселые.

Из стены дождя показался всадник. Охохонюшки. Пегий бочкообразный мерин, с красными ленточками в гриве выдавал товарища Каца сразу, а своеобразная посадка почти у этого мерина на шее только подтверждала подозрения. Товарищ Кац обладал юношеским ревматизмом - хромал на две ноги сразу, пламенно-рыжим чубом и чарующим характером загнанной в угол крысы.