Анатолий Гончар - Возвращение

— Прости меня, мастер великий, за то, что потревожил душу твою воспоминаниями, и ещё раз прости, коли что не так будет! — с этими словами бывший ординарец поднялся на ноги и вышел вон, осторожно притворив за собой слегка скрипнувшие двери гримёрки. Ноги сами понесли его в конец бедняцкого квартала, туда, где ему однажды почудилось лёгкое шевеление кинжала — будто рукоять куда дёрнулась. Тогда он не придал этому значения, но теперь, когда он знал, что искомое могло находиться совсем рядом, он снова поспешил к тому месту.

И впрямь, ещё не доходя до стоявшего на отшибе строения, он почувствовал, как рукоять стилета стала поворачиваться. Лёнька, поглядывая по сторонам, замер на месте, но никого не увидел, только в дальнем проулке мелькнула лёгкая тень и так же почти незаметно исчезла. Но тень не имела никакого отношения к шевелению стилета, ибо рукоять его стала нагреваться. Значит, цель была близко. Бывший ординарец подошёл к дому и осторожно потянул входную дверь за металлическую ручку. Она чуть скрипнула, но оказалась закрытой. Лёнька задумался: если Телиста — именно та, кого он ищет, то в этом доме наверняка должен быть потайной ход, неизвестный даже её брату. Раздумывая над этим, он отошёл от дверей и осмотрелся по сторонам: с севера к задней стороне дома примыкал поросший густыми кустарниками небольшой овраг, похоже, уже давно служивший городским канализационным стоком. Обойдя дом со двора, Леонид глубоко вздохнул и, зажав ноздри пальцами левой руки, стал спускаться на дно оврага. Пробираясь сквозь сплошные переплетения ветвей, он оказался почти в самом низу, когда стилет на его груди снова дёрнулся. Леонид остановился и внимательно посмотрел по сторонам. Взгляд зацепился за куст сирени и, приподняв висевшую у самой земли ветку, он обнаружил искомое. Чёрный лаз был прикрыт небольшой деревянной заслонкой, зачернённой печной сажей. Недолго думая, Лёнька отбросил в сторону эту заслонку и, согнувшись в три погибели, влез в чёрную глотку подземного хода.

Хорошо, что идти пришлось не слишком долго, иначе бывший ординарец задохнулся бы от смеси запахов, устремившихся вслед за ним из городской канализации и тухлости, источаемой самими земляными стенами. Наконец его голова упёрлась в деревянную крышку и, надавив на неё, он вывалился в закрытую от посторонних взглядов полутёмную каморку. Узкая полоска света сочилась из-за неплотно прикрытой двери. Тяжело дыша и отряхиваясь от налипшей на одежду грязи, Лёнька встал на ноги, осторожно ступая, подошёл к двери и, толкнув её, вошёл в большую тёмную комнату. Рукоять стилета на его груди накалилась, став едва ли не огненной. Присмотревшись, он обнаружил три ведущие из неё двери и, обнажив меч, осторожно шагнул в ближайшую.

Когда он вошёл, она даже не шелохнулась, оставшись на мягких подушках своего ложа, лишь лёгким движением руки набросила на лицо тёмную вуаль. В правой руке девушка держала стилет и, похоже, она вовсе не боялась вошедшего. Леонид бросил на неё взгляд и застыл, поражённый красотой её фигуры, которая действительно напоминала изящность тонкого стилетного жала.

— Я пришёл, чтобы убить тебя! — почему-то едва слышно произнёс Лёнька, в котором ещё недавно огненным потоком бурлившая ярость смешалась с нерешительностью, вызванной необходимостью убить женщину.

— Меня? За что? — казалось, что девушка искренне не понимает причину столь жестокой цели этот внезапного визитёра.

— Ты убила моего… — Лёнька хотел сказать начальника, но вместо этого произнёс, — друга.

— Я никого не убивала! — твёрдо заверила девушка, и её тонкие пальчики сомкнулись на острие лезвия.

— Оставь стилет! — приказал юноша, делая шаг вперёд и приставляя к горлу девушки остро отточенное лезвие.

— Хорошо, — девушка согласно кивнула, и её ладонь, отстранившись от витой рукояти, сжалась в чуть подрагивающий кулачок, — но я действительно никого не убивала.

— Ты лжёшь! — вновь наполняясь яростью, воскликнул бывший ординарец. — Я шёл за тобой по пятам, и этот клинок, что лежит на твоей постели, разве он принадлежит не тебе?

— Да, это мой клинок, но на нём нет крови! — всё так же спокойно парировала девушка и, оставаясь неподвижной, закрыла глаза, словно о чём-то задумавшись.

— Зато есть на других! — вскричал Леонид, всё больше распаляясь от её лжи и отчётливо понимая, что ещё немного, и он будет готов перерезать ей глотку. — Я следил за тобой! Разве не ты была в Трёхмухинске и заказывала ножи за день до того, как убили великого генерала? Разве не по твоим следам вёл меня твой обагрённый кровью клинок, разве не ты…

— Постой, юноша! — голос девушки, спокойный и ровный, оборвав его на полуслове, не дал продолжить. — Многое из того, что ты говоришь — правда. Я действительно бываю в Трёхмухинске, чтобы заказать себе оружие. Но я никого не убивала!

— Ты врёшь! — в который раз за день Леонид был вынужден повторить эту фразу. — Ты была в Трёхмухинске, потому что гналась за генералом. Если бы дело было только в оружии, ты могла бы заказать его здесь, в Лохмограде живут не худшие оружейники!

— Здесь я не могла бы заказать себе оружие, — слова звучали тихо, но до странности уверенно и правдиво, — надо мной стали бы смеяться. Я слишком уродлива, чтобы обладать такой красотой! — девушка кивнула в сторону лежавшего на покрывале стилета. В лучах проникающего из окошка солнышка отполированный клинок сверкал чуть голубоватой позолотой, изящные линии узоров на его гарде казались рассыпавшимися по металлу морозными узорами.

— Но ты бы могла попросить брата… — чувствуя, что начинает ей верить, уже не так уверенно произнёс Леонид, и его клинок, дрогнув, оставил небольшую кровоточащую царапину на изящной девичьей шее.

— О, нет! — не дрогнувшим голосом произнесла она, словно и не почувствовав боли. — Наше оружие должно принадлежать хозяину. При его изготовлении мы накладываем на него чары, каждый свои, чары повиновения. По остаткам этих чар ты смог раскрыть мою обитель. И это оружие может принадлежать только одному, иначе оно начинает обладать собственной волей.

— Да, это так! — охотно согласился её брат, появляясь за спиной ординарца, вздрогнувшего от звука его голоса. В руке он держал стилет, готовый к броску. Точно такой же, как и у его сестрицы. — Но я брал её оружие и пользовался им, и мне всегда всё удавалось. Но вмешался ты — мерзкий ординарец "великого" генерала, ввёл меня в волнение, моя рука дрогнула и впервые познала горечь промаха. Я, непревзойдённый метатель, промахнулся, я не убил Владетеля Судьбоносного меча, я не выполнил обещанного Верховным Владыкам мира, и теперь моя сестра навсегда останется мерзкой уродиной. Ибо в награду именно за эту смерть ей было обещано исцеление. Ты мне не нужен, но ты захотел докопаться до моей тайны, и ты умрёшь. Когда ты появился, я сразу понял, что ты пришёл неспроста. Ты — никчёмный актёр. Я разгадал твои уловки и решил заманить тебя сюда, чтобы беспрепятственно с тобой разделаться. Кстати, мою сестру зовут Незабудкой, а это новое имя Телиста при твоём появлении придумал ей я. А теперь отойди от моей сестры, и умри, единожды неубитый! — факир довольно улыбнулся, затем его чело помрачнело. — Похоже, ты сомневаешься, что это я убил генерала? Ты по — прежнему думаешь, что это она? Тогда смотри, — и циркач, не сводя взгляда с замершего в неподвижности Леонида, отбросил в сторону мантию. Взору ординарца предстали ноги факира, обутые в сапоги на неимоверно длинных каблуках, но это было ещё не всё. Циркач начал левой рукой убирать свои накладные плечи, и вскоре предстал перед бывшим ординарцем в своём истинном виде: стройным маленьким мужичком, почти карликом. Леонид, наконец, всё понял. Он действительно видел стройную убегающую фигуру, но ошибся расстоянием. Неуловимый Стилет был гораздо ближе, чем показалось теряющему сознание ратнику. А на арене только накладные плечи создавали образ этакого медведя.