Илья Тё - Евангелие от Ники

— На Брусилова? Ну, должно быть, — нехотя крякнул я. — А зЗнаете, Владимир Борисович, после коньяка у меня плохо с памятью. Да и душно. Идемте на выход!

Поезд еще не остановился, проползая по рельсам последние сантиметры, но мы уже торопливо двигались к дверям вагона-салона. Я, разумеется, следовал впереди. Испуганный дежурный распахнул передо мной двери, и я спрыгнул с подножки, — легко, как горный архар. Вероятно, свита из встречающих генералов не вполне ожидала от подобного от обычно вялого царя Николая, что и отпечаталось на их лицах совершенно отчетливо. Возможно, на предыдущих «визитах», первыми с поезда сходили Воейков или Фредерикс, но мне было плевать на традиции. Мне оставалось быть самодержавным Императором всего несколько дней, и я не собирался затруднять себя этикетом.

Как подсказывала «каиновская» энциклопедия, Ставку Верховного главнокомандования перенесли в Могилев после последнего наступления немцев, так как Барановичи , где ранее располагал свой Штаб бывший главковерх Николай Николаевич Романов — Великий Князь и по совместительству родной дядя, стали не безопасны. Отсутствие безопасности легко объяснялось, учитывая, что кайзеровские снаряды долетали до Барановичей, не пролетев и половины доступной дистанции, а офицеры германской армии, могли рассматривать дом Главковерха со своих траншей из биноклей.

Могилев отстоял от Барановичей почти на триста километров в глубь российского тыла, снаряды туда, разумеется, не долетали, и за минувшее с немецкого наступления время, пользуясь покоем и тишиной, старый провинциальный городок превратился в настоящий военный лагерь. Императорскую Ставку обороняли отдельный авиационный отряд (под командованием генерала Лукомского), отдельная артиллерийская батарея (под командованием генерал-лейтенанта Егорова), батарея воздушной артиллерийской обороны (под командованием генерал-адъютанта Клембовского), а также разнообразные конные и пешие воинские подразделения.

Для защиты Генерального штаба, расположенного в умозрительном «центре» железнодорожной линии Питер-Одесса, то есть «по середине» главной артерии снабжения всех четырех «германских» фронтов, этих сил было более чем достаточно ибо грозить, по большому счету в Могилеве нам могли только шпики, лазутчики да сумасшедшие немецкие пилоты, если бы кто-то из них рискнул дотянуть до середины России на своих фанерных аэропланах.

Для подавления столичных волнений эти силы, конечно, не подходили. К моему счастью, граф Фредерикс оказался настоящим кладезем знаний — пусть не таких судьбоносных как каиновская энциклопедия, но зато приближенных к «местным» условиям и гораздо более конкретных. Он сообщил мне, что мой реципиент по совету благоверной супруги императрицы Александры, сподобился примерно две недели назад прикомандировать к Генеральному штабу генерала Иванова — того самого «старика».

Иванова прикомандировали не голышом, а с полной кавалерийской дивизией, — при чем ни какой-нибудь, а гвардейской, — снятой с фронта и поставленной в Могилеве «для тылового усиления».

Услышав об этом, я чуть не перекрестился. «Как знала, матушка, ей богу, как будто знала», — думалось мне, ведь вопреки суждениям историков царственная супруга оказалась совсем не глупа. Разумеется, я не знал ее мотивов, однако в данный момент они были не важны. Куда важней оставались факты: свободная кавалерийская дивизия при Штабе могла стать решительной силой против любых восстаний и переворотов. Куда там Думе или Великим Князьям, — задавим!

Впрочем, действовать я собирался последовательно, продуманно и без спешки. Шесть, а вернее, уже пять дней — это, в сущности, уйма времени…

Спрыгнув с подножки, я огляделся. За мной врезался в землю Воейков, неспешно слез Фредерикс, за ним — свиты генерал-майор Граббе, граф свиты Нарышкин, флигель-адъютант Мордвинов, герцог Лейхтенбергский, лейб-хирург Федоров, а также прочие титулованные лица сопровождения, о нахождении которых в поезде я не подозревал. Всех их Фредерикс представил мне (вернее, конечно же, напомнил об их присутствии Николаю Второму) всего тридцать минут назад, когда царя разбудили перед прибытием в Могилев.

Чуть далее, на перроне, красовался в неподвижном молчании Собственный Его Императорского Величества гвардейский конвой, замерший сотнею истуканов в фигуре почетного караула. Меж грозных царских «конвойных» — кутались в шубы ряды генералов, и далее — роты «обычных» солдат, отгораживающих территорию со всей этой разношерстной публикой от суеты прочего, «не придворного» мира. В голубом небе, не смотря на мороз, висели торжественные звуки марша, выдуваемые, должно быть, примерзшими к медным трубам губами. И пар, пар шевелился в воздухе, вырывающийся в морозную чистоту из ртов, и носов, из горнов, из печных привокзальных труб и широкого жерла огнедышащей паровозной топки…

Итак, решил я, приступим. Начать, пожалуй, следовало с Алексеева, поскольку Командующий штабом являлся центральной фигурой во всей этой чехарде. Обежав линию генералов взглядом, я выделил его в толпе — по словам Фредрикса, он стоял среди прочих первым. В «энциклопедии» имелось и фото и Алексеева, так что я узнал его без труда. Генерал был светел лицом, немного выше меня ростом (интересно, был имелся ли хоть кто-то из генералов ниже царя?) и весь облик его казался необычайно мудрым и благолепным. Отчасти, так оно и было, ведь Алексеев, являлся не просто военным, он была военным «профессором», руководителем Николаевской Военной академии и главным русским военным теоретиком, специалистом современной войны.

Открытый, высокий лоб, огромный даже под головным убором, украшал его задумчивое лицо, густые усы топорщились жесткой щеткой, на носу поблескивало пенсне, и плотно сжатые губы, казались вытянутыми в одну тонкую линию. Взгляд Алексеева был тревожен. Даже перед лицом Императора, первый русский офицер не потрудился изобразить хотя бы видимость приветливости или улыбки.

Молча, он отдал честь.

— Рад приветствовать, Ваше Императорское Величество, — негромко произнес он.

— Не ожидали, Государь, вы прибыли так неожиданно, — закричал стоящий рядом генерал-адъютант Кондировский.

— Здравия желаем! — заорал слева от него генерал-лейтенант Клембовский.

Я кивнул обоим генералам, но обратился все-таки к Алексееву, поскольку вопли его штабных офицеров меня мало интересовали.

— Звали, Михаил Васильевич? — спросил я. — Принимайте.

Спустя тридцать минут я сидел уже в здании Штаба. Со станции, в сопровождении особ Свиты, Николая Второго препроводили на проживание в императорский дворец, оказавшийся на поверку совершенно небольшим зданием — бывшим домом Могилевского губернатора. Со слов спутников, я уловил, что на размещение в резиденции, Николай обычно тратил несколько часов — в том числе на отдых и чаепитие. Спать хотелось жутко, однако вопреки устремлениям своего «царского» тела, я заставил себя наплевать на привычки и заняться делами. Спустя пятнадцать минут после прибытия «во Дворец», я уже находился в здании Генерального штаба.