Виталий Корягин - Винг

Эдвард медленно поднял руку и указал на барона:

— Вот человек, которого я обвиняю, восседает рядом с вами, сэр святой отец. Повторяю: он убийца, грабитель, похититель! Я в силах доказать мои обвинения. Выслушайте же меня!

Дряхлый рыцарь величественно кивнул, пожевал беззубым ртом.

— Мое первое знакомство с комтуром не назовешь приятным, — начал сакс рассказ, — он беззаконно убил христианина, обрек на смерть еще нескольких. Я взял их под защиту, и он напал на меня. Обезоруженный, но пощаженный, немец дал клятву мести! И отомстил — подло ограбил и сжег мирный дом моих друзей, и самих их, несчастных, вырезали его люди. А ведь там были дети, старики, женщины — ни в чем не повинные!

— В битве у Арзуфа комтур предательски атаковал меня, тяжело раненного в бою с сарацинами, искалечил, едва не добил. Наконец, он похитил моего оруженосца, и еще раз покушался на меня, лежачего раненого, на дороге в Триполи. Пусть он попробует опровергнуть мои слова!

— Пусть! — легко согласился прецептор. — Итак, брат комтур, у вас есть что ответить этому юнцу?

Барон заинтересовался словами Эдварда, бросил на него беглый цепкий взгляд, лишь когда сакс упомянул последнее покушение, ведь единственный уцелевший участник засады освещал эту историю совсем по-другому.

Тем не менее, внешне он совсем не волновался:

— Вы знаете меня не первый год, соратники-тамплиеры… Не снискал ли я в Святой земле славу в битвах во имя Господа?! Был ли мой меч снисходителен к врагам?! Щадил ли я когда-нибудь язычника, будь он зрелым мужем или юной девой, стар, млад или немощен?! Иисус рек, что нет прощения не верящим в Духа Святого ни в этой жизни, ни в будущей, и словом сим все неверные будут истреблены!!!

— В бреднях англичанина нет ни грана правды, брат командор, и вы, братья. Все сказанное им насквозь лживо! Я действительно враждебно настроен к нему с тех пор, как он помешал мне арестовать схизматика- армянина, известного колдуна-чернокнижника, лекаря самого нечестивого Саладина. Они быстро стакнулись, старый еретик и молодой предатель Христова дела. Ну, подумайте, мог ли я ожидать удара в спину от соратника? Пока армянский колдун отводил мне глаза, сквайр этого рыцаря атаковал меня со спины и оглушил. Они все же не посмели убить комтура Тевтонского ордена, побоялись даже обезоружить, меч мой остался не опозоренным. Но не мог же я рубить союзников-крестоносцев! Ради освобождения гроба Господнего, — немец закатил белые глаза, — я отложил отмщение до конца войны, ведь папа запретил поединки сейчас, в походе за веру. Но британскому щенку неймется! Видимо, понимая, что возмездие не за горами, он громоздит лживые обвинения с расчетом дискредитировать меня, может быть, надеясь лишить чести, чтобы избежать поединка, безусловно, последнего в его позорной жизни. Да не найдут его наветы сочувствия в ваших ангельски-чистых душах, братия!

Немец секунду передохнул, продолжил елейно-ханжеским тоном:

— Ну, слышал я о аутодафе[29] в Триполи, ну, погромили его друзей-жидов. Не велика потеря, но, однако, кто видел меня там в тот день? Законное возмущение народа кровососами… Женщины, дети… Пархатые, и только! Плевать я на них хотел! — на миг поднял глаза и, заметив исказившееся от боли лицо Эдварда, мерзко усмехнулся.

— Я его атаковал под Арзуфом? Так он сказал? Какая чепуха! Де Шаррон утверждал то же самое, но расследование не доказало ничего. А хоть бы и ошибся случайно? В бою чего не бывает! Мы рыцари, друзья, нам не надо рассказывать, что такое настоящая битва!

— В этом лживом британце — все неправда! Даже герб с белым крылом украден у кадета нашего ордена фон Биглера, наглец лишь убрал со щита рыбий хвост.

— А вот о своем сквайре, рыжем колдуне, — фон Штолльберг вскочил, — пусть он сам нам расскажет! Что делал его друг в священной еврейской роще[30] на горе? Что за шкатулка была с ним? О чем и кому он молился перед ней? На кого готовил заговоренный меч, вонзенный в нее? А внутри шкатулки? Что за цветной бисер на загадочной пластинке с медным рисунком? Черная магия?! Каббала?! Другая волшба?! Вавилон рядом, и халдейские чародеи все еще чтят своих богов-дьяволов!

— Брат прецептор, вы не разрешили пытать рыжего чернокнижника, пока не найдены еще доказательства. Так вот же они! Сообщники сами явились нам в руки. И что это за покушение возле Триполи? Уцелевший воин рассказывал о сарацинском набеге… Снова глаза отвели и уничтожили отряд? Колдуны!!! Нет, это я требую правосудия!

Старик командор тоже встал и ткнул сухим перстом в гостей:

— Взять их! Разоружить, и в подвал!

— Не… — Шимон покрутил головой. — В подвал я не пойду! Я, таки, крыс боюсь!

Сакс выхватил из ножен меч, бормоча:

— А-а! Захотелось жаркого из непойманной оленины… Ну-ну!

Тамплиеры со всех сторон рванулись к ним, а в спины друзей уперлись острия мечей стражи.

Мгновенно развернувшись влево, Эдвард краем щита отвел клинок, уставленный под нижний край панциря. Затем правой рукой толкнул владельца меча вдоль стены, одновременно подставив ногу. Потеряв равновесие, тот шлемом угодил в грудь напарнику, угрожавшего Шимону, и оба стража отлетели шагов на пять и растянулись на полу, оставив дверь без охраны. Сакс закончил полный оборот и снова стал лицом к залу. Шимон шагнул за его спину, прикрыв тыл.

Рыцари и послушники с топотом обступили друзей, держась, впрочем, вне досягаемости мечей. Никто пока не желал испытать на себе, как пришельцы владеют оружием. Но замешательство не могло продлиться долго, здесь собрались опытные воины, осторожность, но не страх, руководила их действиями.

— Пустите меня, братья! — проскрежетал ржавый голос. Барон выбрался вперед с обнаженным двуручным мечом. Отодвинул назад послушников. — Дайте место, размахнуться негде… Они мои!

Ухватился за рукоять меча обеими руками, раскрутил его над головой. Зашелестел рассекаемый воздух. Орденские воины посторонились. Барон еще расширил круг вращения, откинул корпус назад и двинулся на Эдварда маленькими, в пол ступни, шагами, не спуская ни на миг с противника злых белесых глаз.

Так сражалась своим излюбленным оружием, большим мечом биденхандером, швейцарская пехота, самый страшный род войск того времени, справлявшаяся и с лучшей рыцарской конницей.

Сакс левой рукой сдвинул повязку с глаза, улучшая перспективу и обзор, прошептал код наращивания мощности машины.

Фон Штолльберг неуклонно приближался, тесня противника к двери. Смертельный удар при таком ведении поединка наносился с резким выпадом вперед, противник внезапно оказывался досягаем для длинного клинка, а отразить без сильного встречного замаха столь тяжелый меч невозможно. Единственное спасение — маневр, все время отступать, ища возможность контратаки. Здесь, в тесноте, в кольце врагов, это исключалось.