Виталий Корягин - Винг

— Тевтонец многажды покушался на меня!

— Неудивительно! Сам виноват в его ненависти, ты породил ее, якшаясь с нечестивыми…

— А мой сквайр? Он-то католик, и он в узилище…

— Небось, такой же добрый католик, как и ты… Церковь не вмешивается в мирские дела. Иди к… Где, ты говорил, он заточен?

— В прецептории тамплиеров. Мой же враг — тевтонский комтур!

— Цвет христианского рыцарства, чьи обеты — пример служения Всевышнему — твои враги? Мерзкие еретики-схизматики, безбожные жиды — твои друзья? Не могу отпустить тебе грехи, пока не раскаешься в них! Ну, готов ты отречься от заблуждений?

— Святой отец! Взываю к милосердию Божьему! Вы же сами упрекали орденских рыцарей в стяжательстве, в насилии, в убийствах!

— Что, "святой отец"? Да разве грехи это в сравнении с ересью или неверием. Хочешь ли ты отречься, спрашиваю?

— Мой друг… Не могу я бросить его!

— Отправляйся в прецепторию, может быть, сумеешь убедить святых братьев, и они освободят его. Но в остальном… Я не отпущу тебе грехи! Умрешь же нераскаянным — и гореть тебе в адском пламени! Изыди с глаз моих, грешник, и помни, жернова Господни мелют медленно, но верно! Не опоздай с покаянием, несчастный… Я буду молить Царя небесного, чтобы он вразумил тебя…

Эдвард вышел на улицу в отчаянии, мрачнее тучи сел, не отвечая на вопросы Шимона, в седло. Саксом владело холодное ожесточение против всех и вся. Никто его не понимал, никто не мог разделить чувств. Идти воевать с язычниками? Как просто! Но он обещал лекарю вернуться… Ох, Тигран, Тигран! Повесил на него такое! Неужели не было иного способа освободить Алана?! В голове гвоздем засела мысль: вызволить гэла, посоветоваться с ним, и, как он скажет, так и поступить.

Весь вечер сакс просидел, насупившись. Ноэми заговорила о чем-то, он не отвечал, и она замолчала, обидевшись, наконец. Дал указания Шимону на завтрашнее утро отрывисто, сквозь сжатые зубы, тот даже укоризненно покачал головой. В полночь Эдвард лег, отключил машину, но забылся в тревожном сне лишь под утро.

К утру Эдвард немного остыл и встретил Шимона, пришедшего будить его, не как вчера, почти враждебно, а вполне доброжелательно. За ночь он о многом передумал, и в том, что вины Шимона и Ноэми в его ссоре с попами нет, и что зря он обижает друзей, сам себе все-таки признался.

Он встал с постели и показался Шимону во всей железной наготе. Металлическая стать сакса не оставила иудея равнодушным, заставила пару раз помянуть праотца Авраама и всю кротость царя Давида. Но Ноэми заранее предупредила кузена насчет нового облика юноши, и буря чувств Шимона быстро улеглась. Он и вообще-то не очень любил волноваться по пустякам.

Быстро позавтракав, выехали втроем вдоль берега на юг. Эдвард опасался встречи с орденским патрулем, велел Ноэми при малейшей угрозе скакать к наве и ждать его там, сам решив без боя сдаться храмовникам, чтобы они доставили его с Шимоном в крепость, но обошлось без приключений.

До полудня миновали злополучную поляну, где летом столкнулись с фон Штолльбергом, а еще через час сквозь листву замаячили серые мрачные стены прецептории.

Здешняя цитадель ордена уступала по величине, например, Маргату, тем более Крак-де-Шевалье, но и задачи их разнились. Пограничные Краки служили крепостями военными, могли выдержать длительную осаду, приняв к себе под защиту тысячи окрестных жителей. Прецептория же являлась опорным пунктом, складом, гостиницей и, в немалой мере, тюрьмой ордена. Сюда не доставали руки светской власти, гарнизон из отборных рыцарей и послушников выполнял приказы только своих начальников, и преимуществом крепости, как ни странно, являлось почти полное отсутствие стратегического значения. Взять ее штурмом, а, стоя на горе над морем, была она практически неприступна, можно было только с большими потерями, а выгоды никакой от этой победы не получалось, это же не город, где можно взять добычу. Прецептория нужна была лишь тамплиерам и тевтонцам, чтобы контролировать окрестные дороги и взимать грабительские пошлины с проезжающих.

На полмили вокруг нее деревья были вырублены, не давая возможности скрытого приближения. Четырех лошадей оставили под присмотром Ноэми на укромной полянке подальше от дороги, велев ей ждать и не высовываться, а на двух купленных накануне ледащих одрах Эдвард и Шимон приблизились ко рву зловещего замка.

Их заметили еще на опушке вырубки, на башне протяжно запел рожок. Лучники-часовые взяли друзей на прицел. Потом сверху кто-то осведомился, что надо чужакам.

Эдвард повернул щит, чтобы был виден герб, и прокричал:

— Правосудия! Я, сэр Эдвард Винг, рыцарь короля английского Ричарда, обвиняю тевтонского комтура барона фон Штолльберга, пребывающего у вас, в разбойном нападении, убийствах, похищении и требую меня выслушать. Я достоверно знаю, что мой обидчик в крепости. Впустите меня немедленно!

— Ждите! — донеслось со стены, и все стихло.

В ожидании прошло больше часа. Нетерпеливый Шимон предлагал еще покричать, но на Эдварда с началом операции снизошло прямо-таки ледяное спокойствие, и он сказал:

— Имей терпение, парень, дай им время подготовить теплую встречу! Наконец, ржаво завизжали петли ворот, рывками поползла вверх подъемная решетка. Из-под арки махнули рукой:

— Заезжайте, во имя Господа!

Во дворе всадники спешились, послушники увели лошадей, иронически комментируя их хилые стати.

Распахнулась окованная дверь донжона, оттуда потянуло горелым и кислым. Гостей пригласили войти, они решительно шагнули внутрь. Тут же сзади пристроились два воина в броне. По длинному многоколенному коридору промаршировали мимо открытой двери кухни, где гремели кастрюли, вступили в большой зал с галереей, и, сделав еще пару шагов, остановились. Эскорт замер у входа.

— Почетный караул! — усмехнулся сакс.

Центр зала был свободен, но по сторонам его теснились послушники. У противоположной от входа стены с десяток тяжелых кресел был занят рыцарями в орденских плащах. На возвышении в середине их ряда восседали две белые фигуры: один, седой высохший старик с красным крестом на плече — командор, прецептор тамплиеров, другой, с черным — подлый враг, тевтонский комтур фон Штолльберг.

Эдвард впился взглядом в человека, причинившего ему столько зла. А тот, казалось, не интересовался происходящим, лениво рассматривая поверх тонзур послушников гербы на щитах, развешанных на перилах галереи.

Старый прецептор негромко откашлялся, покрутил головой. Мигом стих говор. Дисциплина у тамплиеров держалась на высоте. Чуть подавшись вперед, старец заговорил:

— Что за нужда нежданно привела сюда доблестного английского союзника? Мне доложили: он под нашими стенами кого-то обличал. Кого же? И в чем? Будьте любезны, сэр, повторить ваши слова!