Филипп Станиславский - Шёл четвёртый день войны

Себя самого? Когда он вернулся под утро на командный пункт армии, удивил спокойный тон командующего. Полковник звикнувся с мыслью, что быть ему козлом отпущения, ждал разноса, крика, даже снятие с должности, но не этого вежливого, даже равнодушного: "А-а, вот и хорошо, Илья Тимофеевич, проходы, присаживайся, расскаЗыВай ... "Рассказывать, собственно, было нечего. Вместо двух полков с приданными им частями, с артиллерией, как планировалось, высадились только сильно поредевшие роты - сведены в неполные батальоны, батальон морской пехоты Демидова и штрафная рота. Правда, штрафники по численности не уступали стрелковом полку - более полутора тысяч штыков. Впрочем, штрафникам штыки не издавались. Комкор, будто предупреждая желание Глазкова рубить "правду-матку", пресекая в зародыше его вспыльчивости, сказал спокойно: "Да, крепко подвела нас погода ... И моряков тоже можно понятий. С такими плавсредствамы ... они сделали все, что смогла ...", и спросил: "Как думаете, выстоят батальоны? Националисты непременно попытаются сбросить их в море. "" Требуется Артиллерийская поддержка отсюда, - Глазков говорил уклончиво, - в ними нет Никаких противотанковых средств, одни гранаты ... "И тут Глазкова поразил оптимизм в словах командующего:" Найдите способ связаться с ними, передайте: поддержку обеспечить. Им надо продержаться до темноты, часов восемь, максимум, десять. Нынешний ночью ваши полки будут на плацдарма. Теперь нам будет легче, шторм утихает, так что ... НЕ расстраивайтесь, Илья Тимофеевич, Все будет нормально ... "В его словах полковник слышалось равнодушно-успокоительное:" Возьмите себя в руки, полковник. В принципе ничего страшного не произошло, высадка состоялась, мы одной ногой в Крыму ... "Кого он успокаивает? Глазкова? Себя? Зачем? Он же не может не понимать всего драматизма ситуации! И тогда остается только догадываться: его "непонимание" - в которое трудно поверить! - Просто необходимо ему для чего-то. А, возможно, и не ему вовсе. Возможно кому-то там, в штабе фронта? Оттуда уже ушло сообщение в Ставку, а кто не хочет раздражать дополнительным сообщением Самого, что с десантом-то - не совсем того ... "Идите, готовьтесь ко второму мере, Илья Тимофеевич. Я верю в вашу удачу! "

Второй заход и правда оказался удачным. НЕ рыскали по проливу прожекторы, хохлы били слабо, не причиняя особых потерь. Да и море перестало на них работать, волна была легкая и суда подошли почти вплотную к берегу, не напоролись на кинжальный огонь пулеметов - выстояли батальоны, под их прикрытием пополнены полки дивизии и приданое ей бригада морской пехоты высадились, растеклись по плацдарму, зарылись в землю ... Но высотка, высотка! Не оставляла Глазкова досада - не помогли Демидову, не удержали высотку и, судя по всему, нет в живых майора, убитый, хотя все возможно ...

Захваченный артиллерийский капонир оказался очень кстати. В нем полковник разместил свой штаб и дивизионный медсанбат. Командный отсек был оборудован националистами всеми средствами связи и имел непробиваемое перекрытия с двух метров фортификационного железобетона. Жаль, не удалось захватить пушку, которая здесь устанавливалась. Впрочем, на войне, как на войне!

Он смотрел на солдата, который стоял перед ним. В черном бушлате с клочьями ваты в дырах, в обмотках, стоптанных ботинках, обмазанный глиной, с бледным лицом. Зашли начальник разведки дивизии с майором, командиром бригады морской пехоты, и солдат поднял на них вопросительной взгляд.

- Слушай сюда, Вахтанг, Цей штрафник один уцелел от батальона Демидова. Вернее, вот того, что осталось после высадки. Пока не рассвело, нужно прощупом высотку, посмотреть, что там у них где, какие огневые точки. Подберы группу, человека три, не больше. И чтоб ребята Были ... И его возьмите, он туда дорогу знает. - Сказал Глазков, кивнув на Мешкова. И к моряку: - Нужна высотка, понимаешь! Атаку назначает на восемь ноль-ноль, так что у тебя целых три часа времени ... Это приказ! У меня все.

Разведчики обернулись за два часа. Как бы атака удалась! Атаковали высотку два батальона бригады морской пехоты, но националисты успели отрыть окопы, заминировали подходы и закопали в землю танки. Было их на высотке немного, всего рта, но пулеметных гнезд разведчики насчитали десятка три, не меньше. Оставалось только удивляться такой хозяйственной распорядительности хохлов: за невероятно короткое время они успели выполнить поистине гигантскую работу - выкопали траншею, а пять танков были преобразованы в бронированные доты. Ах, прав полковник, никак нельзя было отдавать им высотку!

Первая атака была самой удачной. Как бы она достигла своей цели! Националисты подпустили морских пехотинцев до самого минного поля и расстреляли в чистом поле, как на полигоне. А у морячков даже малых пехотных лопаток не было, чтобы окопаться! Шесть раз ходили батальоны бригады в атаку и шесть раз откатывались, потеряв три четверти своего состава. И даже Тамань не помогла своими калибрами! Довольно быстро батареи на косе Чушка накрыла береговая артиллерия хохлов и дивизия осталась без огневой поддержки. Была еще надежда на авиацию, со стороны пролива на штурмовку звеньями заходили "илы", били ракетами и пушками по высотке, сами несли потери - каждый третий штурмовик не возвращался назад, вступали в воздушные бои с истребителями противника, но дивизия не могла продвинуться вперед, в глубину Керченского полуострова ни на шаг. И так все три дня! По пятнадцать-двадцать атак в день - безуспешны! Националисты зарылись в землю по всему периметру плацдарма, возвели дзоты и до того, закопали в землю танки, построили ложные огневые точки и позиции ложных батарей, по первой траншеей появилась вторая, затем третья, перед траншеями все было опутаны колючей проволокой и засеяно сотнями и тысячами противопехотных и противотанковых - хотя у десантников ни танке не было - мин. И встречали атакующие шеренги десантников плотным огнем пулеметов и ливнем снарядов и мин. Но обстановки все же была не безнадежной. За ними стояла Тамань с мощными дальнобойными батареями, ее штурмовики и бомбардировщики, ее подкрепления, нацеленная на плацдарм родная восемнадцатого армия, мощный Крымский фронт. И вдруг ...

Шел пятый день жизни плацдарма и начинался он вроде неплохо, не так, как предыдущие.

- Товарищ полковник, шифровка из штаба фронта! - Капитан вытянулся, докладывая.

Глазков принял листок, посмотрел и строки запрыгали перед глазами. Сообщение никак не укладывалось в сознание и только со второго раза дошел до него невероятный и грозный смысл радиограммы. Все, кто находился в командном отсеке артиллерийского капонира увидели, как побледнело лицо полковника, сделалось серым до неузнаваемости. Глазков приказал всем выйти, оставил только начальника штаба.