Юрий Гулин - Сослагательное наклонение

«Картина Репина «Не ждали» — пробурчал себе под нос Максим, разворачивая ствол пулемета в сторону нападавших.

Первая очередь прошла с недолетом, зато уже вторая привела нападавших в смятение. Оборонявшиеся, наоборот, оживились. Часть из них побежала к завалу, чтобы расчистить дорогу для лимузинов. Остальные переместились вперед, усилив огонь по противнику.

«Наша берет! — Максима охватило то особое возбуждение, которое бывает у человека только что пережившего смертельную опасность и понимающего, что самое страшное уже позади. — Так, а что это там, в кустах, слева от грузовика? А вот сейчас выясним»! Максим оставил пулемет и взял в руки РПГ. Выстрел оказался на редкость удачным. В кустах раздался взрыв, гораздо более мощный, чем просто от разрыва гранаты, потом еще один. В это время из-за скалы справа вылетел вертолет. Боевая машина зависла над полем боя. Видимо экипаж быстро оценил обстановку и ракеты, сорвавшись с пилонов, понеслись в сторону нападавших.

«Вот и все»! — подумал Максим. Но еще до того, как ракеты попали в цель, он заметил выстрел из РПГ со стороны нападавших и каким-то крайним чутьем понял, что стреляли не в вертолет, а в него, Максима. Максим упал за бруствер и, уже точно по наитию, рывком взвалил на себя труп «абрека». Грохот взрыва оглушил его, он почувствовал удар в бок и потерял сознание…

… - И что мы теперь будем делать? — голос Селиванова звучал внешне спокойно, но как-то тускло.

— Может, рванем за границу? Деньги у нас в тамошних банках есть… — таким же тусклым голосом произнес Фетисов.

— Нет, други мои, туда нам путь заказан! — голос Агафонова, в отличие от голосов его друзей, звучал уверенно и твердо.

— Почему? — взглянул на товарища Фетисов. — Мы ведь могли бы там легко затеряться…

— Только не мы, — поддержал Агафонова Селиванов. — Не те, так другие нас обязательно найдут!

— Ну, может, конечно, и не сразу, — продолжил развивать мысль Агафонов. — Может годик-другой и побегаем. А потом все, хана!

— Годик-другой не так уж и мало… — задумчиво произнес Фетисов.

— Мало, Илюша, мало! И учти, что при этом пострадают еще и семьи.

— А так они что, не пострадают? При этакой-то шумихе…

— Не будет никакой шумихи. Слишком много появится влиятельных людей, которым удастся остаться в стороне, но которым такая шумиха будет невыгодна.

— Почему невыгодна?

— Именно потому, что им удастся остаться в стороне. И не без нашей помощи. Я надеюсь, никто не собирается выдавать следствию Паутину?

При слове «следствие» Селиванов нахмурился, а у Фетисова вырвалось:

— О, Господи!

— Ничего тут уже не поделаешь. Надо смотреть правде в глаза. Мы рискнули, проиграли, и теперь надо платить по счетам. Наш арест вопрос дней, если не часов. Поэтому давайте решать: что будем делать с Паутиной?

— Как что, припрячем хорошенько! — на этот раз уверенно сказал Селиванов.

— А я предлагаю все уничтожить!

— Как это? — изумился Фетисов.

— Не понял… — поддержал его Селиванов.

— Други мои. Самый надежный способ сохранить тайну, это не иметь ее вообще! Уничтожим все следы Паутины и будем твердить на следствии, что мы ее уничтожили!

— Так кто нам поверит… — с тоской произнес Фетисов.

— Никто, конечно. Именно на этом и строится весь расчет! Мы будем твердить, что все уничтожили. Нам никто не будет верить, но и найти ничего не удастся. При этом раскладе, те люди, которые не заинтересованы в том, чтобы Паутину нашли, будут делать все, чтобы облегчить нашу судьбу!

— Зачем им это? Не проще ли пустить нас в расход? — не согласился Селиванов.

— Да нет, Игорек, не проще. Нас ведь трое. А троих убрать труднее, чем одного. Любая осечка, и оставшиеся, или оставшийся, в живых сдаст Паутину органам. Вот за границей — послушай мы совета Ильи — нас бы со временем убрали по тихой. А здесь, да тем более в тюрьме — не посмеют!

— Тогда засадят пожизненно! — пробурчал Фетисов.

— И этого не будет. Зачем им нас злить? Помяните мое слово. Если все будем делать как надо, получим лет по десять — максимум пятнадцать!

— Тебе, что, этого мало? — в голос Селиванова вернулась утраченная, было, ирония.

— Не мало, конечно, но шанс дожить до освобождения у нас есть. А, значит, завершим жизнь спокойно и на свободе. А что до тюрьмы… Поверьте, у нас там будут сносные условия. Думать так у меня есть все основания!

— Может ты и прав. Но как-то боязно без страховки…

— Это ты, Игорек, про Паутину? А ответь мне, пожалуйста, и ты, Илюша, ответь: какую часть Паутины каждый из вас помнит наизусть?

— Я, пожалуй, все, что касается силовых структур. И, может, даже и больше, — сказал Селиванов.

— А я все, что касается интеллигенции и криминалитета, — добавил Фетисов.

— А я, считай, все остальное. Вот вам и страховка!…

… Сознание возвращалось медленно, прорываясь через мешанину из обрывков фраз и образов, постепенно возвращая его к реальности. Наконец, Максим почувствовал, что сознание полностью к нему вернулось. Однако открывать глаза не спешил. Ни сил, а, главное, желания это сделать у него пока не было. Сначала он попробует разобраться в своих ощущениях, а там видно будет. «Начнем с самочувствия: не то чтобы очень, но и не так, чтобы так. Ага, чувство юмора на месте — это радует. Теперь: где я и как сюда попал? Начнем с конца. Попал я сюда потому, что, сам того не желая, оказался в эпицентре какого-то голливудского боевика, притом чуть ли не в главной роли: то ли «Бонда», то ли «Рэмбо», то ли, бог его знает, еще кого! А нахожусь я больничной палате…». Это было то немногое, что он, находясь в полубреду, все-таки ухитрился усвоить. А вот насколько серьезно он пострадал и как долго тут обретается, этого он не знал…

… - Вы в больнице, уже двое суток. У вас касательное ранение в правый бок, контузия и многочисленные ушибы, плюс большая потеря крови. Сейчас вашей жизни ничего не угрожает, и вы можете попробовать открыть глаза, раз уж пришли в себя. Вон веки подрагивают, да и приборы не обманешь. — Голос был мужским и каким-то бесцветным, как у робота в кино.

Максим осторожно разомкнул веки. В палате был полумрак из-за того, что жалюзи на окнах были прикрыты. Рядом с кроватью на стуле сидел — нет, слава богу, не робот — вполне живой человек, который к тому же удивительно был похож на известного киноартиста. Однако во взгляде, которым он удостоил Максима, было так мало эмоций, что опять закралось сомнение: «Может все-таки биоробот? Может уже делают?».

Посмаковав, некоторое время, эту мысль, Максим решился на вопрос:

— Вы кто? — голос его прозвучал непривычно тихо, но незнакомец расслышал.