Александр Конторович - «Черная смерть». Спецназовец из будущего

— Вашей специальности там нет? Ноне не воскресный день, что ж вы-то не на службе?

— Что ж мне, снова бухгалтером идти? Как при Советах?

— А чем работа плоха? Чай не с ломом да не в кочегарке…

— Для интеллигентного человека сейчас большие возможности открываются! Немцы, они грамотных людей уважают! Я уже был на приеме в управе, обещали устроить меня соответственно способностям!

— И вы к немцам работать пойдете?

— А к кому ж еще? Эти надолго пришли. Будьте уверены, они тут порядок наведут!

— Да уж… эти точно наведут…

— Напрасно вы иронизируете! Умные люди давно уже поняли, где их место.

— И где?

— С немцами! Где ж еще?

— Так они напали на нас…

— На вас лично?

— Нет. На страну они нашу напали.

— Да бросьте вы! Что хорошего сделала вам эта страна? Палочки трудодней в бригадирской тетрадке? Демонстрацию на Первое мая? А… — он раздраженно махнул рукой.

— Ну, вас-то старая власть не обидела? Вы же на хорошем месте работали?

— Служил! Вы разницу понимаете?

— Не очень…

— Служить можно и из-под палки. И по принуждению тоже. А вот работать … Для этого талант нужен! Мое ли это было дело — считать баланс?

— Хм… Кем же вы хотите работать ?

— Я умею руководить! Это вы можете понять?

— Могу. Это вроде как наш инженер?

— Инженер… — интерес Немкова ко мне поубавится. — Это мелочи… Вот увидите, я добьюсь многого!

Стукнула дверь, это пришел дядька Хрисанф. Откровенничать при нем гость не стал, взял склянку с мазью, поблагодарил и попрощался.

— Трепло! — коротко резюмировал свое впечатление дядька.

— Чего так?

— Пустозвон — и все дела! Постоянно около немцев крутится. Все ждет, что его бургомистром назначат. Будто у них своих холуев не хватает…

— Что так сразу-то — в бургомистры?

— Гонору у него до хрена. И язык подвешен хорошо. В иное время такие речуганы задвигал…

— А не заложит он меня фрицам?

— Чего?

— Ну, я в смысле — немцам он про меня не расскажет?

— Сиди уж… Я давеча в полицию ходил, тут у нас двое обалдуев теперь полицаями заделались, так и сказал им, что сродственник у меня лежит, спину зашиб. Самогонки им принес, ажно две бутылки! Тьфу! Добро на г…но переводить!

Выпить дядька любил…

— И что они на это сказали?

— Да по хрену им все! Что мы с тобой, что немцы — было б чего пожрать да выпить! Один из них за такие привычки уже лет пять отсидел, только перед войной и вышел… Тьфу, прости Господи!

Прошло еще два дня, дядька продолжал свои истязания. Ноги понемногу стали отходить, покалывания в них усилились.

— Добро! — сказал Хрисанф после очередной бани. — Еще чуток — и вставать начнешь! Только не переусердствуй сначала-то, а то жилы сорвешь.

А на следующий день к нам заявились немцы.

Не лично к дядьке во двор, а в деревню.

Сколько их приехало, я не видел. Но во двор к нам их вошло трое. Один сразу же занял позицию у ворот, дабы никто не смылся из проверяемого помещения, а двое вошли в дом. Сопровождал их старый знакомый — Немков.

Предупредительно забегая вперед, он раскрыл перед солдатами двери и отступил в сторону, пропуская их перед собой.

Вошедшие немцы были парнями крепкими, и от них так и перло дурной удалью.

— О, Гельмут, смотри! — ткнул пальцем в сторону дядьки Хрисанфа первый солдат. — Это настоящий деревенский колдун!

— Вилли, ты как всегда преувеличиваешь! Колдунов не бывает!

— Это у вас, в городах. А у нас, в Шварцвальде, и поныне можно встретить таких же, как этот дед.

— И что в нем такого необычного? Старик, каких тут много.

— Местный полицай, — при этих словах Вилли указал на Немкова, — говорит, что тот лечит даже трудных больных.

— И пусть себе лечит, нам же с ними хлопот меньше. Пусть ходят к своему знахарю, а не таскают свои болячки в город. Давай лучше дом осмотрим. Время к обеду, а мы все еще ковыряемся в этой Богом забытой деревушке.

Немцы прошлись по комнатам, открывая дверцы шкафов и сундуки и вытряхивая на пол их содержимое. Ничего интересного не нашли и вернулись в комнату. Гельмут сел на лавку, а коренастый Вилли взгромоздился на стол, предварительно сбросив на пол все, что на нем стояло.

— Документы! — рявкнул он.

Немков закивал головой и повернулся к Хрисанфу.

— Хрисанф Петрович, им ваши документы требуются.

— А ты теперича у них заместо подпевалы ходишь?

— Какие обидные ваши слова, Хрисанф Петрович! А если бы тут, вместо меня, какой чужой человек был? Откуда он знает про вас? И не скажет господам солдатам, кто человек порядочный, а кто так… Обо всех вас думаю, а вы туда же…

— Держи ужо… — дядька протянул ему какую-то бумагу с печатью. — Других документов у меня нет, извиняй…

— А у него? — ткнул рукой Немков в мою сторону.

— Щас, вот он так в лес, да за дровами, с документами и поперся! Дома они у него, в Нефедьево, это аккурат верст семьдесят, ежели напрямки лесом идти.

Бывший бухгалтер подскочил к Вилли и что-то прошептал ему на ухо.

— Больной? Чем он болен? Это не тиф?

— Нет-нет, господин солдат! Тифа у нас в деревне нет! Он не может ходить…

— Да? По-моему, так он просто симулянт… Сейчас я его вылечу…

Он подскочил ко мне и сдернул на пол одеяло.

— Встать! Быстро!

Я с удивлением на него посмотрел. В принципе угрохать я его мог, вилка лежала под одеялом у правой руки. Удар в висок — и кранты! Перехвачу его карабин, и второму тоже карачун. А потом что? А потом плохо… Уйти не смогу, значит, амбец дядьке, да и всей деревне кисло будет.

— Он хочет, чтобы вы встали! — прошептал мне Немков.

— Интересно, как я смогу это сделать? У меня же ноги не ходят!

— Ну, хоть пошевелитесь! Не лежите бревном!

— Да не могу я!

— Что он там бормочет? — немец терял терпение. — Он что — не хочет встать? Ну, так ляжет, причем окончательно!

Он оттолкнул Немкова и вскинул карабин.

— Скажите ему, что если не встанет, то я его убью!

А ведь и выстрелит, с него станется. Вон глаза какие бешеные. Черт… не доброшу я отсюда вилку, веса в ней недостаточно. Максимум что сделаю, так это синяк набью. Эх, дядька Хрисанф, не вовремя ты мой наган заныкал!

Солдат лязгнул затвором.

Утюг?

Далеко… не достать…

Кружкой?

Легкая, толку с нее чуть.

Вилкой кидать?

А потом они застрелят дядьку Хрисанфа, спалят дом. И пройдутся по деревне частым гребнем… И выйдет так, что это я спровоцировал их на эти действия. Нет, не будем кидать. И эффект почти нулевой, и на сельчанах потом немцы отыграются. Так что же, попросту помереть? Или снова сыграть в старую, еще с 1941 года игру?

Бзынь!

Выпавшая из Анькиных рук крынка с молоком долбанулась об пол…

И правый бок немца окрасился в белый цвет!

— Черт!

Он внезапно подпрыгнул на месте и, бросив карабин, стал отряхивать свой мундир. Немков кинулся ему на помощь, подхватив с печки полотенце.