Александр Бушков - Поэт и Русалка

Пушкин узнал этот голос — он уже слышал его в Праге, когда ночью распахнулось окно, и подступили призраки, и та же самая фигура…

— Бросьте, — сказал он, обернувшись к Красовскому, попытавшемуся было размашисто и добросовестно осенить хозяина дома крестным знамением. — Бесполезно. Тут что-то другое…

— Вы не потеряли остроты ума, Александр Сергеевич, — отозвался человек у стола. — Только посмотрите, и господин Эдгар Аллан По здесь… Как вам эта сырая и туманная северная столица после великолепного климата ваших родных мест? Если рассудить, примечательное событие: ночной порой неожиданно сошлись сразу три поэта, можно, пожалуй, устроить поэтический вечер, получится на славу…

— Ах, вот как? — сказал Пушкин, путаясь в мыслях и чувствах. — Значит, вы… это все-таки вы?

— Вы изволите изъясняться несколько коряво, но я прекрасно понял, что вы имеете в виду. Ну что же, я — это я… Ответ исчерпывающий, не правда ли?

— Ну конечно, — сказал американец. — Особенно для человека, который собственными руками снимал крышку с вашего гроба и ничего там не нашел, кроме изображенной на бумаге физиономии с глумливой ухмылкой, в точности такой, как у вас сейчас…

— Фи, как неблагородно! — воскликнул человек, которого, пожалуй, следовало все же именовать теперь не иначе как Байроном. — Любезный Эдгар, вы, юноша из приличной семьи, разоряете по ночам семейные склепы? Какой-нибудь моралист пришел бы в ужас… но я по широте своей натуры на многое смотрю сквозь пальцы, а потому на вас не в претензии. Каждый развлекается, как может. Бьюсь об заклад, вы были настолько глупы, что не заглянули в другие гробы? Зря, мой юный друг. Там было немало драгоценностей, в частности, третий лорд Байрон похоронен с часами, которые ему подарил король Карл Второй… надо полагать, в награду за покладистость, ибо вторая жена лорда была семнадцатой по счету известной истории любовницей короля-изгнанника… Антикварии за эти часы отсыпали бы вам немало… Что же вы так оплошали, друг мой?

— Скотина! — сказал По в бессильной ярости. — Что же ты болтаешься среди живых? Убирайся…

— …назад в преисподнюю? — подхватил Байрон. — Соблюдая стиль, следовало бы добавить с напыщенным видом: «В преисподнюю, которая тебя извергла!» У вас что-то похожее на языке? Вы безнадежный романтик, Эдгар. Точнее, устаревший романтик, нельзя же в наши дни пользоваться оборотами, которые были в ходу у наших бабушек… Даже не о бабушках речь. Вы пользуетесь отжившими представлениями, родившимися лет с тысячу назад, во времена всеобщего невежества. Но нынче-то век просвещения и цивилизации… Нет примитивного деления на Свет и Тьму. Кроме Света и Тьмы, есть еще Мир Теней, будем называть его так. Вы образованные люди, но о стольких вещах не имеете представления… Я не черт, господа, я пришел из Тени. Меня однажды позвали туда, и, оказалось, там весьма неплохо. И, между прочим, вас, господа, тоже встретили бы там весьма радушно. И не заставили бы подписывать кровью никаких договоров, это примитивное представление нисколько не соответствует истине. Не хотите ли рассмотреть мое предложение? Продление жизни, власть над материальным миром, новые знания, которые вас обогатят так, что вы и представить себе не можете… Быть может, нам поговорить об этом подробно? Какой смысл отказываться, не выслушав предложения до конца?

— Ваша наглость поразительна для человека в вашем положении… — сказал Пушкин, пряча бесполезный пистолет.

С вежливой улыбкой Байрон поправил:

— Во-первых, называть меня человеком будет не вполне правильно. Коли уж речь идет о фактической точности, предпочел бы определение Принц Теней. Там существует своя некая аристократическая пирамида, господа, но основана она не на глупом «праве рождения», а качествах кандидата. Могу заверить, что вы с господином По имеете все шансы попасть в ряды аристократии. — Он глянул на Красовского. — И даже вы, любезный, могли бы получить столько, что были бы удовлетворены…

— Благодарствуйте, — ответил отставной прапорщик. — Мы уж как-нибудь в прежнем своем убогом состоянии перебедуем…

— Во-вторых… — произнес Байрон. — Во-вторых, что вы, сударь, подразумеваете под словами «в вашем положении»? Вы считаете, что я сейчас нахожусь в каком-то особенном положении?

— Вы изобличены…

— В чем? — с обаятельной улыбкой спросил Байрон. — В чем же, будьте так любезны объяснить?

Пушкин сердито сдвинул брови:

— Если не играть в слова, как вы это только что делали, не подлежит сомнению, что вы, милорд, — уже не человек…

— Не отрицаю. Ну и что? Неужели вы хотите меня уверить, что законы Российской империи запрещают появляться в ее пределах существам, которые, как бы деликатнее выразиться… не вполне люди? Что есть законы, предписывающие хватать таких существ и заключать их в темницу? Или рубить голову на площади серебряным топором? Не соблаговолите ли назвать параграфы данных установлений и даты их появления? Молчите? То-то… И наконец, нужно еще доказать, что я — нечто особенное, не имеющее отношения к роду человеческому. Вы уверены, что у вас это получится, Александр Сергеевич? Я безбоязненно появляюсь среди людей при свете солнца, на меня никакого ошеломительного воздействия не оказывают осиновые колья, распятия, святая вода и прочие причиндалы убогих мыслью церковников… Бумаги мои в полном порядке. Я британский подданный Джордж Гордон, прибывший в Петербург по собственным делам. У меня есть рекомендательные письма к британскому посланнику, который, смею вас заверить, должным образом отреагирует на попытку причинить притеснения мне, человеку с незапятнанной репутацией.

— Вы не боитесь, что вас опознают? — спросил Пушкин, с неудовольствием ощущая, что инициатива ускользает из их рук.

— Ах, вы об этом … Глупости. Весь образованный мир, все те, кого это интересует, прекрасно знают, что лорд Байрон скончался в Греции от лихорадки и погребен в семейном склепе. Что до некоторого сходства… Британцы, как вы, может быть, слышали, чрезвычайно эксцентричный народ, и нет ничего удивительного — или противозаконного — в том, что некий земляк известного поэта под влиянием любви к его творчеству придал себе сходство со своим кумиром, тщательно скопировал внешний вид, прическу, манеры… Примеры бывали. Чудаков в Британии предостаточно, и мистер Гордон — один из них… — Он язвительно улыбнулся. — Не смею вам ничего запрещать. Наоборот, я прямо-таки настаиваю, чтобы вы повлекли меня к полицейским чиновникам, к судьям, обвинили громогласно в том, что я — не мистер Гордон, а покойный поэт Байрон, расхаживающий по земле в новом обличье. Что я дружу с джиннами, занимаюсь черной магией… Вы действительно готовы так поступить? Лет триста назад вы встретили бы живейшее понимание у властей, но сегодня, боюсь, любой судья отпустит меня с подобающими извинениями а вам мягко посоветует навестить доктора, специализирующегося на душевных болезнях… — Он коротко, трескуче рассмеялся. — У просвещенных и цивилизованных времен есть свои положительные стороны для таких, как я, вам не кажется?