Владислав Морозов - БронеМашина времени

— Н-да, — вздохнул я. — Могло, конечно, и померещиться. И не такое бывает… Ладно, беги, исполняй…

Я спустился к танкам. Навстречу попался водитель «эмтэлэбэшки» Мисягутов, причисленный к ремроте бывший сельский тракторист с типичным для татарина именем Альфред. От него ощутимо пахло спиртным. Можно было показательно «присечь» его перед строем, но после прошлой ночки, с ее валяющимися на снегу частями тел, в бригаде ходит поддавши не он один. Вообще мне за войну пришлось принародно убить трех человек, и все исключительно для повышения дисциплины. Двоих я застрелил — у обоих после боя поехала крыша, и не убей я их, они грохнули бы меня. Тогда же я усвоил, что палить из «калаша» кому-то в лицо неэстетично, поскольку обрызгаешься… Второго (а это было уже позже) я чпокнул в лоб из ТТ. Ну, а третьему я проломил голову ломиком из ЗИПа — это был один вредный недоросль, который вместо разведки поперся менять казенные патроны на самогонку. В итоге мы потеряли два экипажа, и кончить его быстро я не мог — меня бы просто не поняли… Хотя в меня тоже палили три раза, все в спину и все без толку — два раза у меня под бушлатом был поддет бронежилет, а в третий раз слегка оцарапали правое предплечье, комики… На войне как на войне.

Танки наши вблизи не производили впечатление военной техники. Они были до омерзения грязны и ободраны, а наваренные на башни борта и корму самодельные экраны из металлических прутков и сетки (стандартных блоков динамической защиты в наших краях не достать) делали силуэты боевых машин непохожими вообще ни на что. Поземка слетала с полотна дороги и вилась вокруг выступов на броне, беля грязную броню и превращая наших «боевых коней» в нечто, напоминающее заснеженные кучи строительного мусора. Тем не менее вокруг этих куч шла на первый взгляд бессмысленная, но необходимая возня — экипажи готовились к «бою и походу». У одного Т-55 шла оживленная дискуссия с использованием технических терминов, неопределенных глаголов и междометий. Среди дискутирующих ростом, черноусостью и ломаным русским языком выделялся Насрулло, персонаж выдающийся и где-то даже легендарный. Бывший майор бывшей Народной армии сгинувшей ныне Демократической Республики Афганистан, некогда окончивший нашу академию имени Фрунзе. Насрулло сначала пятнадцать лет воевал у себя на родине, потом четыре года отступал через Таджикистан, Узбекистан и Казахстан, в конце концов прижился в АКС как незаменимый специалист по боевому применению танков Т-55 и Т-62 (на «пятьдесятпятке» он ездил аж с 1976 года, еще до их Апрельской революции). В нашей бригаде он числился взводным и на судьбу не жаловался, хотя потерял в войнах всех родственников, чуть ли не до «седьмого колена». Я подошел к своему командирскому Т-72, на башне которого было написано «Сталинградец — 3». Остов «Сталинградца — 1», наверное, до сих пор торчит в восьмидесяти километрах отсюда у разрушенной центральной усадьбы колхоза «Светлый путь», а в леске, в полутора километрах, есть две могилы — Лехи и Макса, ребят из моего первого экипажа… Второй «Сталинградец» с другим экипажем попал под бомбежку километрах в двадцати отсюда, у поселка Дундуково, и от него мало что осталось. Меня там, впрочем, тогда не было — мотался в родное отечество за новой техникой. На башне танка восседал довольный Мишаня Коркин — человек, с которым мы вместе мыкали горе на этой войне с самого начала, еще с самоходной артиллерии. За неимением каких-либо дел (танк был, слава богу, исправен) Мишаня курил и с чувством предавался праздности. Не успел я перекинуться с Мишаней парой слов, как вернулся Рустик с искомым комсоставом. Командиров было целых двое — бывший прапор ВДВ Гречкин, получивший в свое время то ли за Панджшер, то ли за Джавару орден Красной Звезды, и старший лейтенант Чепцов, числившийся в бригаде начальником штаба. По идее, худой и болезненный Чепцов и должен был командовать бригадой — он хотя бы успел окончить соответствующее училище в Челябинске и накатал диплом на тему «Встречный бой танковой армии». Но у нас выдвигали в командиры за заслуги иного рода. К тому же офицеров из Советской Армии к нам в последнее время откомандировывали по принципу «на, боже, что мне не гоже», и Чепцов был из таких… А им в АКС, культурно говоря, не доверяли. Экс-прапорщик Юрик Гречкин выглядел куда более браво, усатый и жилистый, он напоминал белогвардейского офицера из старых советских фильмов. Кроме того, он был одним из немногих, у кого уцелели семьи — его жена, дети и тесть с тещей жили в поселке Штакетный, у самой границы ДМЗ, и зарабатывали на жизнь мелкой контрабандой.

— Какие новости, командир? — спросил Чепцов, когда они подошли ко мне.

— Диспозиция прежняя, — сказал я. — Через час выдвигаемся к руинам троллейбусного завода, там заправляемся и ждем дальнейших приказаний от Николина. Разведка в лице бессменного Тяпкина доложила, что противник километрах в шестидесяти, юго-восточнее нас. Видимо, предстоят большие дела…

На этой фразе в кармане моей куртки запищал радиотелефон — штука совершенно необходимая порой, но нечеловечески дорогая в этих краях.

— Восьмой слушает, — сказал я в трубку, надавив соответствующую кнопку.

— Говорит Шестьсот шестьдесят шестой, — зазвучал в телефоне знакомый бесстрастный голос, от звука которого у меня невольно екнуло где-то в области селезенки. — У меня к вам срочное и жизненно важное дело.

— Когда и где?

— Через сорок минут, поворот на Сахароусольское, дорога на старое городское кладбище, у разрушенного моста.

— Вас понял, — ответил я.

— В чем дело, командир? — спросил Гречкин. — Что-то случилось?

— Да нет, ничего такого. Просто возникло срочное дельце. Действуете по плану, Чепцов — за старшего. А меня подвезут на БМП к мосту у старого кладбища, тут недалеко. Все поняли?

— Все, только…

— От этого моего дельца очень многое зависит, поэтому делайте, как я говорю.

— Так точно!

— И вот еще что, — добавил я. — В радиоэфире идет какая-то нехорошая кодированная хрень, поэтому прошу держать наготове средства индивидуальной защиты, я не исключаю применения чего-нибудь химического или вроде того. Также не исключен новый визит ночных гостей. Неизвестно, сколько целей они атаковали, во всяком случае половина штабов в нашем секторе на связь еще не вышла. Но уже точно известно, что этой ночью они помимо удара по нашей штабной колонне спалили склад ГСМ у Подкопаевки и уничтожили батарею гаубиц в районе бывшего аэропорта… Да, куда я еду, вы слышали. Подлянок я от этой встречи не жду, но если будет стрельба — пошлите кого-нибудь, тут недалеко.

— А если стрельбы не будет? — поинтересовался Гречкин.

— Тогда все будет путем, и я вас догоню. А точнее, меня подвезут. — Рустик побежал к БМП с приказом заводить мотор, а я достал из танка «малый неотложный комплект». Автомат я брать не стал, прихватил только сумку с противогазом, запасными фильтрами к нему, флягой спирта, банкой тушенки и пачкой трофейных галет. Нахлобучив вместо танкошлема шапку, я запрыгнул на броню подъехавшей «бэхи». Рустик помахал мне рукой, а отцы-командиры уже развернули кипучую деятельность. Чепцов, с видом Наполеона при Маренго, разложил на броне карту-трехверстку, а Гречкин, натянув на уши свой неизменный голубой берет, уже драл глотку (у нас в бригаде он совмещал функции замполита, завхоза и начфина).