Алекс Кун - Петербург

Со спины подбежал морпех, перейдя, судя по звукам, на строевой шаг. Повернулся к нему, руку в ответном приветствии не вскинул. Перебарщивает капрал, с оружием честь не отдается. Кивнул в ответ.

— Адмирал, гарнизон сдается! На штабе флаг вывесили!

Окинул площадь еще одним взглядом. Никаких флагов.

— Где?

Морпех правильно понял вопрос, указав рукой себе за спину, в район восточного бастиона

— Там. Дозвольте проводить?!

Ни черта не понимаю в армии. Куда лезу?

— Ненужно. Посылайте переговорщика. Пусть передает — у гарнизона полчаса, чтоб построить всех выживших на этой площади.

Показал себе за спину

— Всех, кого не будет тут через полчаса — считать затаившимся врагом и убивать на месте. Экипажи птиц пустить на зачистку всех помещений, экипажам Гонца конвоировать пленных на площадь. Вопросы?

Капрал вновь козырнул, браво гаркнув, что вопросов нет. Неуместно его бравость смотрелась на этом поле смерти. Поморщился, отпуская морпеха.

Охлопал карманы, вытащил треснувший футляр трубки. Табаку хана. Засунул футляр обратно, осматривая, что осталось от моей формы. Буду считать, что она теперь просто камуфлированная. Присмотрел себе местечко у поленницы, сложенной под солнечной стеной казармы. Полчаса.

Хуже нет — ждать. И курева нет. Начало знобить, даже, несмотря на пригревающее солнце. На площадь стягивались свеи, собираясь толпой, даже отдаленно не напоминающей строй. Рядом с ними начала собираться толпа морпехов. Нас минимум в два раза меньше. Похоже, гарнизон тут был больше чем 500 человек. Поднялся с насиженного полешка, все тело болит, паранойя, вместе со здравым смыслом по-прежнему в нокауте. Пора заканчивать.

Подозвал капралов, поинтересовался, как они со свеями общались. Велел звать ко мне морпеха, послужившего толмачом, и строить экипажи.

С новым толмачом подошел к коменданту. Жив, зараза.

— Барон, постройте своих людей.

Постукивал пальцами по цевью висящего на боку Дара, пока свеи занимали подобие строя. Генерал, понятное дело, мне докладывать не стал об окончании перестроений. Выждал еще немного, чтоб установилась тишина.

— Солдаты. Два часа назад ваш командующий получил ультиматум — или почетная сдача крепости или уничтожение ее гарнизона.

Подождал перевода. Толмач сбивался и подбирал слова. Все равно молодец — рядовой и то языки знает лучше адмирала. То, что перевод до всех дошел, становилось понятно по углубившейся тишине.

— Генерал Штакельберг крепость не сдал, пролив кровь моих и своих солдат. Этому пощады быть не может.

Перевод звучал над площадью как приговор. Когда толмач замолк, сделал два шага вперед, становясь на свободную от людей линию, между мной и бароном, вскинул Дар и, не задумываясь, разрядил картечницу, исключающую даже мысль о выживании коменданта. В душе ничего не шевельнулось. Даже злость прошла. Эхо выстрела металось внутри крепости.

— Выжившие солдаты будут отпущены в Ригу. Но гарнизон должен быть уничтожен.

По окончании перевода, указал под ноги.

— Кладите сюда штандарты и прапоры гарнизона.

Для убедительности, поведя Даром. За спиной зашевелились морпехи.

Давил угрюмым взглядом первого знаменосца, колеблющегося, между жизнью и гордостью. Пауза затягивалась. Повторил спокойно, перезаряжая картечницу.

— Гарнизон будет уничтожен, так, или иначе…

Не выдержал знаменосец ближе к концу строя, сложивший прапор. Пронесло. Начавшийся процесс имеет характер лавины. Бросил через плечо ближайшему капралу

— Открыть ворота в гавань.

Устал. Последний штрих и плюну на все. Кивнул толмачу, чтоб переводил.

— Солдаты, идите в Ригу. Город осадил государь мой, но вас пропустят. Письмо вам справлю. И второе письмо для коменданта Риги. Коли хотите, чтоб братья ваши по оружию, не легли в Риге так же, как тут — дойдите до коменданта. Всем обскажите. Коли Ригу сдадут государю моему, Петру Алексеевичу, выживут многие. Ежли нет — не выживет никто. Живые будут навсегда уведены в Московию. Нет чести — гордость свою тешить, когда за спиной горожане с плачущими детьми стоят.

Даже мои морпехи притихли, пока толмач пробивался через перевод. Забрал планшетку у капрала, обнаружил в ней единственный листок, со списочным составом капральства. Ладно, будут письма с необычным оформлением. Продолжил мысль.

— Крепость своевали три корабля и две сотни наших солдат. Запомните это крепко. Не более и не менее. Две сотни, супротив всей крепости. У Риги встанут десятки кораблей и сорок тысяч солдат. Смерть нависла мечом над Ригой. Два дня у вас, чтоб отвести эту смерть. Коли за два дня Рига переговорщиков к государю моему не пришлет, судьба ее будет решена. Сказывал раньше, скажу и еще раз. Предложение о капитуляции будет только один раз. Другого, не будет!

Присел на корточки, составляя два кратких, но максимально емких письма. Задумался, что вместо своей печати использовать. Присмотрелся к Дару. Ну, кто бы сомневался. Выдавил на знак качества немного чернил из ручки, смахнул лишние чернила, не затекшие в штрихи знака, прижал бумагу, оценил результат. Ну, для полевой печати — сойдет.

Перевод давно закончился, оба строя солдат сдержано гудели. Вызвал от свеев старшего, вручил ему письма. Рекомендовал русским, обложившим Ригу, все же не попадаться. Напомнил про два дня.

Строй свеев, больше напоминающий толпу, уходил через крепостные ворота, провожаемый двумя капральствами. Все распоряжения по крепости и раненым раздал, надо на канонерку.

Переход до Гонца уже воспринимал как сквозь туман. Нашел в себе силы отмыться под рукомойником, отдавая распоряжения капитану — половины команд и всех медиков в крепость, удвоить наряды, перегрузить в крепость дополнительные боекомплекты абордажников, снять с катеров картечницы, ставить на бастионы и равелины. Меня… меня до вечера не трогать.

Думал сразу выключусь, растянувшись на койке. Куда там. Из беспамятства вышли мои мозговые сожители, и начали так орать, что слышно их должно было быть по всему кораблю. Оставил спорщиков выяснять истину, перевернувшись с больной спины на живот и подмяв под себя тонкую подушку.

Проснулся поздно, судя по темноте за иллюминатором. Молча лежал, слушал корабль, слушал себя. А ведь это еще только начало…

На палубе, аккурат у вентиляционной трубы, неспешно переговаривались дежурившие моряки, усиленные возвращающимися на отдых морпехами. Разговор воспринимался просто гулом, пока не упомянули адмирала.

— … а адмирал то наш как на сввев озверел! По стене взлетел, да вывалившегося со стены свея налету картечью подстрелил. Как он там бился, не видел никто, но так скажу, страшная сеча была. Как мы на стену влезли, там кровянка везде, жилы на стенах разбросаны, а адмирал таким зверем глянул, что за стену захотелось прыгнуть, а потом …