Роберт Ферриньо - Молитва по ассасину

— Эта девчонка… крайне осторожна.

Старейший посмотрел на сына взглядом, способным испепелить менее сильного.

Ибрагим склонил голову.

— Отец, я не имею представления, где она.

Старейший уставился мимо него. Итак, им неизвестно, где спряталась девчонка и какими сведениями располагает. Имеется лишь внушающий опасение список книг, заказанных на ее имя в университетской библиотеке, да едва заметный отпечаток записи из блокнота. Вероятно, рабочее название следующей книги: «Предательство сионистов»? Сильнее всего на бумаге проступал оттиск вопросительного знака.

Брат, работавший на кафедре истории уборщиком, принес блокнот прямо ему. Снова повезло. Без этого клочка бумаги… Желудок скрутил очередной спазм. Нашедший записную книжку понятия не имел о значении крошечных вмятин на пустой странице, но Старейший тем не менее приказал лишить его жизни. С какой готовностью брат пошел на смерть, как восхвалял наставника, уже склоняя голову на плаху! Старейшим овладел приступ гнева. Он вновь почувствовал себя молодым и готовым взорвать весь мир, лишь бы возродить его в соответствии с собственными представлениями. Снова взорвать. А еще своими руками удавить девчонку, только бы изничтожить проклятые доказательства.

— Рыжебородый добился ничуть не лучших результатов, отец. Он не может ее найти. Если с Раккимом, после того как он покинет его апартаменты, произойдет несчастный случай, кроме нас поиски продолжать станет некому.

— Никаких несчастных случаев. — Взгляд Старейшего обрел прежнюю жесткость. — Во-первых, я сомневаюсь, что твои люди способны убить этого фидаина, во-вторых, даже дураку ясно, что он нам нужен живым.

Ибрагим облизал губы.

— Рыжебородый достаточно высоко ценит его, если использует в качестве ищейки, — пояснил отец. — Следовательно, мы тоже можем. Остается лишь уповать на Аллаха, чтобы фидаин соответствовал высокой оценке главы СГБ. — Он поднялся с диванчика и направился к панорамному окну. — Подойди ко мне.

Ибрагим, немедленно повиновавшись, замер в полушаге за его спиной.

Перед ними простирался озаренный электрическим светом Лас-Вегас — синие, зеленые и красные огни пульсирующими дугами окаймляли входы гостиниц, лучи прожекторов пронзали небо, словно взывая к богам алчности. Цитадель Старейшего занимала десять верхних этажей девяностоэтажного небоскреба, прозванного газетчиками Колоссом. В документах на право собственности здание числилось за объединением «Международные трастовые услуги». Банки и брокерские конторы делили нижние ярусы. Над ними располагались страховые агентства и конгломераты служб здравоохранения. Наиболее разжиревшие на процентах и ростовщичестве учреждения занимали огромные мраморные залы, угнездившись в самом сердце прожорливого зверя. Старейшего никогда не переставал изумлять вид города.

Оказавшийся между Исламскими Штатами Америки и Библейским поясом, Лас-Вегас стал своего рода геополитической аномалией, независимой и нейтральной территорией, функционировавшей в качестве брокера между двумя недружелюбно настроенными нациями. Население постоянно росло и уже превысило четырнадцать миллионов человек. Город служил финансовым и информационным центром для всего континента. Он стоял вне доктрин и политики, являясь неизбежным, но полезным злом. Лас-Вегас идеально соответствовал потребностям Старейшего. С комфортом расположившись в Колоссе, невидимый для врагов, не стесненный преданностью какой-либо стране или правительству, движимый лишь собственной священной миссией, он в течение последних двадцати лет имел возможность действовать совершенно безнаказанно. Старейший лично контролировал строительство здания и предусмотрел размещение всевозможных устройств безопасности в стенах, полах и потолках. В качестве своеобразной скрытой иронии он распорядился сдать нижние ярусы осуждаемым истинными мусульманами ростовщикам. Их присутствие не только служило ему постоянным напоминанием о жертвах, принесенных им ради следования по предначертанному судьбой пути, но и как нельзя лучше подходило в качестве камуфляжа.

— Мы должны следить за Раккимом. — Выставив указательный палец, словно дирижерскую палочку, Старейший покачивал рукой в такт мерцающим огням. Казалось, весь город, уподобившись гигантскому симфоническому оркестру, послушно ловит каждое его движение. — Он приведет нас к девчонке, а когда девчонка окажется у нас… если на то будет воля Аллаха, мы узнаем, что послужило стимулом к написанию книги. Она не могла догадаться сама.

— Я приставлю к Раккиму команду самых надежных братьев, — заверил Ибрагим. — Если он решит съесть кусок ржаного хлеба, ты будешь знать о каждой упавшей крошке.

— Если хоть крошка падет с его губ, то лишь потому, что он почуял слежку. — Старейший проводил взглядом вертолет, бесшумно скользивший над огромной черной пирамидой отеля «Луксор». Навигационные огни мерцали на фюзеляже ночного летуна крохотными синими звездочками. В далекой юности винтокрылые машины напоминали Старейшему безобидных стрекоз. Позже молодой Хасан узнал об их способности посылать на землю ракеты. А сейчас они снова казались стрекозами. — Нет, я свяжусь с нашим другом. Он лучше подготовлен к выполнению такого задания.

Ибрагим поморщился.

— Дарвину нельзя доверять.

— Конечно нельзя. Лучшие всегда действуют по собственному усмотрению.

— Отец, он — демон.

— Да, демон, — согласился Старейший. — Демон, дьявол, джинн… но только он способен проследить за Раккимом, не выдав себя. Когда фидаин найдет девчонку, Дарвин мгновенно узнает об этом. Если у них в руках окажутся доказательства, которые они ищут, Дарвин узнает об этом. — Он щелкнул пальцами. — Теперь ступай. Я пощажу тебя и поговорю с ним сам.

Быстро попятившись, Ибрагим закрыл за собой дверь.

Далеко внизу бесчисленные автомобили медленно пробирались сквозь пробки. Глядя на них, Старейший мысленно представлял пронзительные гудки клаксонов — толстое бронированное стекло на окнах не пропускало звуков снаружи. Он думал об этом мальчишке. Ракким, мелкий карманник, превратившийся во взрослого мужчину и воина стараниями Рыжебородого. К великому сожалению, они вовремя не уделили ему достаточного внимания. Старейший, конечно, изучил личное дело Раккима Эппса, однако испытывал большие сомнения относительно его достоверности. Подобная документация относилась к разряду совершенно секретной, и добытые тем или иным способом досье фидаинов всегда грешили неточностями. Их нередко использовали для дезинформации. Он даже не мог поручиться, настоящее ли имя носит воспитанник Рыжебородого. Впрочем, основное значение для него имело то, что сам глава СГБ высоко ценил юношу.