Роберт Ферриньо - Молитва по ассасину

— Слишком поздно, Кэтрин.

— Я знаю.

— Он был моим братом. Я любил его. Чувствовал себя таким грязным из-за непристойных мыслей о тебе. Потом, когда он умер… я стал думать… стал думать. — Рыжебородый заплакал, его огромное тело затряслось. — Я стал думать, что, может быть, я виноват в его смерти. Может быть, поэтому я не заметил, что готовилось покушение, действовал недостаточно быстро, может быть, я хотел…

— Ш-ш-ш-ш. — Кэтрин, будучи вдвое меньше, прижала его голову к своей груди. Голова казалась огромной. — В тебя стреляли три раза, но ты смог задушить убийцу. Если бы ты хотел убить Джеймса, то нашел бы более простой способ.

— Я должен был защищать его, — прохрипел Рыжебородый.

— Мы делаем то, что можем, а остальное во власти Господа.

— Мне так жаль. Жаль, что у нас совсем не осталось времени.

Кэтрин показала ему пробку:

— Уверена, что она не от последней бутылки. По крайней мере, на это у нас время найдется?

Лошадь чихнула, и Сара, машинально пришпорив ее, натянула поводья. Лошади всегда пугали ее.

— Я просто хочу, чтобы ты знала, во что я тебя впутываю.

— Позволь открыть тебе маленький секрет. — Они вместе с Джил Стэнтон ехали вдоль границы соседнего ранчо. — Пятнадцать лет я не появлялась на публике, но если ты — знаменитость, настоящая знаменитость, почти все может сойти тебе с рук. Изнасилование, наркотики, воровство, иногда даже убийство. — Лошади вломились в кусты, распугав целое стадо зеленых кузнечиков. — Всего через неделю после вручения «Оскара» каждая сеть будет показывать интервью со мной. С меня начнутся все специальные репортажи. Ты увидишь, милая, я окажусь самой невинной жертвой в истории. Не беспокойся обо мне.

Сара едва справлялась с животным. Она приехала к соседу Джил, взяла лошадь напрокат и попросила его позвонить знаменитой подруге. Как всегда осторожный, Ракким проверил окрестности, но посторонних не обнаружил.

— Ты слишком сильно натягиваешь поводья, — заметила хозяйка ранчо. — Дай лошади больше свободы, иначе она станет бояться.

Сара ослабила поводья. Она вспотела, все тело чесалось, и ей не терпелось поскорее спешиться.

— Я не могу тебе сказать, что именно произойдет… но, поверь, это будет сенсация.

— А я и не хочу ничего знать. Я — невинная жертва, забыла?

— Пойми, это очень важно. В нашей жизни изменится все.

Джил засмеялась, лучи заходящего солнца подчеркнули каждую морщинку на его лице.

— Если бы мне давали доллар каждый раз, когда я это слышала…

После вечернего намаза

— Идолопоклонство! — вещал ибн-Азиз десяткам тысяч собравшихся перед концертным залом «Кронпринц». Большинство составляли модерны и умеренные, явившиеся на церемонию вручения «Оскаров» поприветствовать кинозвезд. Лица знаменитостей попеременно возникали на экранах высотой с трехэтажный дом. Также здесь присутствовали и ярые сторонники главы «черных халатов». Несколько тысяч. Их привезли на автобусах со всех концов страны. — Это — прославление идолопоклонства!

— Идолопоклонство! — вторили ему приверженцы.

Женщины в черных покрывалах, стучавшие гладкими камнями, мужчины в джеллабах, нахлестывающие себя цепями. Они постепенно теснили плотное кольцо телохранителей, пытаясь дотронуться до ибн-Азиза и получить его благословение. — Идолопоклонство!

Модерны и умеренные разражались восторженными криками при виде очередной кинозвезды на экране, однако их голоса тонули в жутком реве почитателей юного муллы. Полицейские, по пять человек в ряд, блокировали вход в концертный зал. Их лица скрывались под забралами бронешлемов. Десятки вертолетов кружили над головами, освещая толпу лучами прожекторов. Обычно церемония транслировалась по телевидению из Лос-Анджелеса, но на сей раз, в двадцать пятую годовщину основания Исламской республики, президент решил перенести ее в столицу и лично присутствовать на ней. Он планировал не только продемонстрировать толерантность исламского режима всему миру, но и оказать политическую поддержку одной из ведущих отраслей экономики страны.

Ярость фундаменталистов в огромной степени подогрел сам ибн-Азиз для усиления собственного политического влияния. Как обычно, почти все номинированные работы представляли собой трогательные рассказы о добрых мусульманах, преодолевших искушение благодаря нравственному превосходству. «Плоть или вера», например, считавшаяся вероятным победителем в категории «лучший фильм», повествовала о красивой, но бедной девушке-мусульманке, помолвленной с богатым католиком, еще и владевшим тем самым домом, где ее семья арендовала квартиру. В самый последний момент пред ней явился ангел, сподвигший главную героиню вернуться к истинной вере, а опозоренный жених остался у алтаря один не солоно хлебавши. Еще одна картина, получившая восторженные отзывы, «Чудо инк.», демонстрировала, с использованием последних достижений компьютерных эффектов и голографии, чудеса и прелести самого рая. Подобно всей продукции Голливуда, режиссура отличалась безукоризненностью, игра актеров завораживала, а идея недвусмысленно призывала к умеренному благочестию. Подобное благочестие по-голливудски было расценено ибн-Азизом не как умиротворяющее воздействие, а как угроза крепости веры, и мулла заявил, что время следует проводить не в кинотеатрах, а в мечети!

— В ад все эти безнравственные поделки! В ад всех фальшивых богов Голливуда! — кричал глава «черных халатов» в объективы камер, направленных на него из толпы почитателей. Лицо муллы, все еще опухшее и расцарапанное ногтями Ангелины, выглядело вдвойне зловеще из-за чернеющего бездонной пустотой провала на месте левого глаза. — Сегодня мы докажем всему миру, что правоверные не допустят такого святотатства в самой столице!

Толпа фундаменталистов двинулась вперед под стук камней. Рябь пробежала по рядам облаченных в доспехи полицейских, шеренги стражей порядка выровнялись.

Ракким со Стивенсом без особых проблем миновали три уровня проверки, но столкнулись с трудностями в совершенно неожиданном месте — в глубине амфитеатра. Два агента службы безопасности президента отказались признать подлинность документов Раккима без дополнительного подтверждения. Потенциально катастрофическая задержка. Им со Стивенсом требовалось не менее получаса, однако актриса, обеспечившая самые большие кассовые сборы, вдруг закатила скандал. Ретроспектива фильмов Джил Стэнтон следовала непосредственно за ее музыкальным номером, а девица обладала до такой степени слабым голосом, что его не могли исправить даже самые лучшие звукорежиссеры. Она в категоричной форме потребовала перенести выступление на другое время, дабы талант кинозвезды не подчеркнул ее весьма скромного дарования. В результате у них осталось не более пятнадцати минут на захват аппаратной.