Валерий Белоусов - Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости

«За бутылки спасибо. Ополченцев примем как родных тут каждый человек на счету. В случае чего если действительно окружат буду драться в Цитадели до последнего.»

«Надеюсь на Вас. Сейчас важно как можно дольше задержать немцев нам важен каждый час.»

Сообщение узла связи Брест — в Буховичи: «16 часов 15 минут. Проводная связь с Крепостью прервана.»

Это же время.

Город Брест, улица Московская, перекресток с улицей 17-го Сентября

Впереди — куда уходила прямая как стрела улица (бывшая вообще-то последним отрезком Минского шоссе) все гремело, грохотало, ухало — как будто там работал громадный металлургический завод…

Над Крепостью стояло грибовидное, черное как ночь облако дыма и пыли, прорезаемое огненными вспышками разрывов. Смотреть туда было просто жутко, а тем более — туда идти…

Но добровольческий отряд ополчения шел бодро и энергично, даже старался идти в ногу.

В одном ряду с Володей Менжинским шагала невысокая, коренастая, скорее даже пышненькая блондинка очень решительного вида — из тех, что «слона на ходу остановит и хобот ему оторвет» (С. В. Царь. Поэма о женской красоте). На блондинке была странно знакомая Володе полувоенная форма. Вот только где он эту форму видел?

Откашлявшись, Володя вежливо спросил:

— Я дико извиняюсь, гражданочка, а как вас зовут?

— Никак! Обычно я сама прихожу, без приглашения, но с санкцией! — ответила гражданочка, мило улыбнувшись. — А крестили меня Надеждой!

— А еще осмелюсь спросить, где до войны служить изволили, если не секрет? — продолжа разговор, осторожно спросил Менжинский.

— Ну какой там секрет — в Брестской прокуратуре… Следователем! По особо важным делам… — улыбнувшись еще милее, ответила Надежда.

— Это по каким же? — переспросил Володя, конспиративно понижая голос.

— По убойным! — хихикнула Надежда.

Соломон, в кожаной тужурке и соломенном летнем канотье, до странности похожий на комиссара из незабвенной Народной Армии имени батьки Нестора Махно, строго прикрикнул на молодых людей:

— А-ттставить разговорчики! Подтянись! Шире шаг! Песню-ю… Запе-Вай!

И ополченцы грянули:

И глядя на их колонну, почему-то хочется верить… Что ведь эти — действительно ЗАСТАВЯТ…

Это же время.

Крепость. Подвал кольцевой казармы 333-го стрелкового полка

Пламя пожара освещает лежащую на бетонированном полу раскрытую «Записную книжку командира» в зеленом коленкоровом переплете. Сквозняк перелистывает страницы. Заметки… про заготовку сена… ремонт сбруи… Обращает на себя внимание «Список красноармейцев, совершивших кражи». Потом — штрихи и загогулинки, которые оставляет человек, высиживающий скучные часы на партсобрании…

Затем как-то резко, без перехода:

1. Станков, пу. Доорганизоваться.

2. меропри (зачеркнуто) разбить участок.

3. Организовать охранение.

4. Наблюдение.

Следующая страница: 24.VI.41

Прибрать свой участок.

Умерших — собрать, оч. большие потери, тяжелая атмосф. от разложения трупов. Валит с ног малосильных и легкораненых.

Боеприпасы, малое наличие (?) где взорван склад поискать.

Исключит. тяжелое положение с ранеными, из-за отсутствия условий, медперсонала и медикаментов.

Запас продовольствия — только конфеты, печенье и сахар. Стало трудно с водой.

Далее в записной книжке идут только белые листы… [142] Из фондов Музея-заповедника Брестская крепость.

Это же время.

Там же

Тот же подвал, только другой отсек, отделенный глухой стеной, крайний западный, ближайший к Тереспольским воротам.

Назвать помещение госпиталем можно только потому, что в нем лежат и сидят, прислонившись спинами к кирпичным стенам, раненые… Много раненых…

Тяжелый смрад гниющей человеческой плоти, застарелый запах засохшей крови… Стоны, бред…

Вот у стены знакомая нам пара…

У Мохнача перевязаны обе руки, побуревшая от крови повязка скрывает левый глаз.

Клаша пытается напоить его с ложечки — очень плохо у нее получается. Драгоценная вода проливается из уголка рта.

Два пограничника заносят и бережно укладывают на свободный от тел «пятачок» пола лейтенанта Кижеватова… Их сопровождает Лерман, сокрушенно покачивающий головой.

Кижеватов на минуту приходит в себя, открывает воспаленные глаза, видит над собой склонившееся заботливое лицо оперуполномоченного. Что-то пытается ему сказать. Лерман наклоняется поближе.

— Ты… правда хотел… в Погранвойска… перевестись? — с трудом размыкая запекшиеся губы, спрашивает Кижеватов.

— Виноват, было такое дикое желание! — скрывая кривящей губы ухмылкой скупые слезы, через силу шутит Лерман.

— Тогда… Когда я… ты фуражку мою… слышишь, возьми себе… заслужил!

Лерман молча, глотая катящиеся безостановочно слезы, старается ободряюще ему улыбаться…

«Утомленное солнце нежно с морем прощалось…»

Это же время.

Небо над Брестом

Изделие М-62, разработки товарища Швецова, созданное заботливыми руками рыбинских пролетариев, жителей бараков «Скомороховой горы» и землянок поселка «Шанхай»… А проще говоря, уникальный двигатель воздушного охлаждения, который — если заглянуть вперед — будет выпускаться еще шестьдесят лет(!) — для самолетов АН-2 — сейчас уверенно тянул машину майора Васильева в дымные облака…

Последняя штурмовка прошла на редкость хорошо… тьфу! Какая «последняя»? Поосторожней со словами! Ни один летчик не скажет так., в лучшем случае — крайняя… И ни в коем случае нельзя говорить о полете — «уже прошел» — пока не записал адъютант этот полет в книжку пилота…

Были, знаете, прецеденты, когда поторопившемуся так сказать летчику срубило голову винтом прямо у взлетной полосы…

Сначала «Чайки» — названные так за профиль крыла — атаковали позиции фашистской артиллерии залпом секретного оружия — реактивных снарядов РС-82, [143] «Посадка на вражеской территории с „Эр-эсами“ на борту — является изменой Родине!» — Кстати, почему секретного? — Пишет взыскательный читатель, PC ведь уже и на Халхин-Голе применялись? — все вопросы к особистам, зачем они писали ТАКИЕ подлинные инструкции. а потом — прошлись частым гребнем пулеметных очередей. Потерь и видимых повреждений на машинах полка майор не заметил. Дыры в перкале плоскостей — дело житейское, техники заклеют. Пора домой…