Валерий Белоусов - Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости

Немцы заняли Сморгонь после короткого боя. И дорога на Минск — была открыта… Была бы… Кабы не было деревни Залесье… Ну что-что… деревня как деревня…

Правда, рядышком старинная усадьба Огиньских, где, по недостоверному преданию, и был написан величественно-прекрасный «Полонез», тот самый…

А еще здесь есть шоссейный и железнодорожный мосты через невеликую речку, левый приток Вилии. И сейчас у этого моста конвойные войска НКВД выполняют свои прямые служебные обязанности…

Их было двадцать восемь!.. бойцов 84-го железнодорожного полка 9-й железнодорожной бригады… И счетверенная зенитная установка в заботливо отрытом окопчике.

Именно эти бойцы днем ранее повязали и для верности чуть не определили в «расход» главного диверсанта Страны Советов. Нюхом его почувствовали, как сторожевые овчарки — волка…

А ты без спросу не лазай, гражданин Стариков, под вверенный Родиной мост. Подумаешь, накостыляли ему от души… Служба у них такая, а печать и подпись на удостоверении и подделать можно.

Когда на шоссе показались вражеские танки, сержант И. И. Пияшев сделал все по инструкции. Подпустив танки поближе, из искусно замаскированных окопчиков бойцы дружно швырнули под гусеницы шашки ТНТ с коротенькими отрезками огнепроводного шнура. А потом причесали из зенитных «Максимов» и верных СВТ горохом посыпавшуюся мотопехоту…

Держались долго… почти полчаса… И когда Пияшев был уже готов дать Главный сигнал, со стороны Минска над полотном показалось облачко летучего дыма.

…За два часа до этого красноармеец А. А. Маринович, скрипя зубами, лежал на животе, на жесткой полке бесплацкартного вагона санлетучки на станции Молодечно.

Наркоз уже кончился, и левую ягодицу Мариновича как будто дрелью сверлило. Ну, задел ему осколок седалищный нерв. Бывает. Не все почетные раны в грудь… автор и сам… ну, ладно, дело не в авторе… Просто красноармейцу было очень больно…

И когда в вагон зашел незнакомый старший лейтенант в комбинезоне и танковом шлеме, никаких иных мыслей у Мариновича не возникло, кроме: «Ходют тут всякие»…

А незнакомый командир снял шлем и очень просто сказал:

— Товарищи бойцы и командиры! Вы все здесь уже исполнили свой долг перед Родиной, честно пролили за нее свою кровь. Честь вам и хвала за это, и огромное спасибо от всего Советского народа. Только я вынужден обратиться к вам с просьбой. Фашисты прорвались через Литву и прут на Минск. К ним навстречу идут наши войска, однако до их подхода надо постараться врага задержать. Я, старший лейтенант Клюев, обращаюсь к вам, дорогие мои товарищи… Если среди вас есть танкисты, артиллеристы, пулеметчики, из легкораненых, кто может держать в руках оружие… вступайте в мою часть. Это не приказ. Приказать вам не может даже сам Ворошилов… Но я вас очень, очень прошу… Пожалуйста…

Ответом ему сначала было тягостное молчание. А потом раздалась сплошная, густая, яростная матерная ругань. А потом они начали вставать. Израненные, обожженные, искалеченные…

Санитарки хватали их за руки, не пуская, а они вставали, кто мог… а кто встать не мог — те плакали от горя… [147] Случай подлинный.

Во главе своего хромающего, перебинтованного, пахнущего йодом и кровью войска Клюев прошествовал за здание вокзала. Там, на грузовых путях, стоял он — БЕПО РККА № 44.

Последние двадцать лет БЕПО мирно простоял на запасном пути на станции Орел, потому как «мы мирные люди…» В резерве 4-го дивизиона 1-го запасного полка бронепоездов.

Согласно довоенным планам, 23 июня его прицепили к «черному» паровозу, который и повлек его по назначению — в ПрибОВО, где на станции Вильно его должен был принять экипаж. Где теперь тот экипаж… там же, где и станция Вильно…

И в результате остался старший лейтенант с десятком бойцов, которые по дороге боевой состав охраняли. Теперь же расчеты всех четырех «трехдюймовок» и восьми «максимов» были полностью укомплектованы… ранеными!

Сам Маринович, как окончивший Минскую школу специалистов АИР, был торжественно определен Клюевым на КП бронепоезда… (Простите, воскликнет дотошный читатель, а почему тогда Маринович — не сержант, по крайней мере? Был, отвечу я. Был он даже старшим сержантом, как окончивший школу с отличием… но, увы… «Честь женщины и слово русского офицера…» Далее ветеран Маринович на эту тему распространяться не стал, так как в сквере Большого театра рядом с ним была его любящая супруга. Обычная история в двадцать лет…).

Ну ничего, главное дело — там сидеть не нужно… у буссоли-то в основном стоят…

У въезда на мост железная дорога делает такой роскошный разворот. Так что выскочивший из леса БЕПО мог врезать по растаскивающим с шоссейного моста подбитые танки немцам всем бортом… Мог врезать и врезал!

400 метров — идеально для полковой пушки. А что броню слабо пробивает — так у Гота тяжелых танков, честно говоря, и не было…

Три раза выскакивал БЕПО из-за леса — и три раза, с пробоинами в бортах, с умолкающими одна за другой башнями, уходил назад… пока на четвертый раз не окутался дымом и паром бронепаровоз, легендарная «овечка»… и героическое железо медленно, медленно, со скоростью мишени в парковом тире, потянулось вперед, на мост. Кулису перебило… дать ход назад уже было просто невозможно…

— Стоп машина, все за борт! — отдал последний приказ Клюев.

Стоя на мосту, бронепоезд умирал. Но он еще жил… стреляли последние пулеметы, в том числе тот, за которым стоял командир БЕПО. Они прикрывали отход уцелевших бойцов — раненных уже по второму и третьему разу…

Сержант Пияшев отдал свой Главный приказ… Теперь они задержали Гота уже почти на полтора часа.

Взыскательный читатель жалуется — только познакомишься с новым героем, а его уж нет…

24 июня 1941 года. 17 часов 58 минут.

Дзядов остров

— Иван Иваныч, который сейчас час?

— Командир, ты не поверишь… — Сомов достал из кармана стальные «Кировские» часы в вороненом корпусе, на котором просматривалась затейливая золотая вязь наградной гравировки («Это мы УСВ испытывали…»). — Вот ведь… Сидим здесь, пожалуй, уже битый час, Додик вон на всех бабочек здешних уже подивился, Солдатенко трансмиссию почитай всю перебрал, а на моих только пять минут и прошло, как мы на сухое выбрались… Чудно.