Валерий Белоусов - Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости

Вспыхнули не успевшие покинуть Крепость машины 31 — го отдельного автобата…

Многое и многих удалось вывести, однако все спецподразделения уйти не успевали — они и попали под удар. После налета реактивных установок во дворе Цитадели практически никого живого не осталось…

Взрывы создавали воздушный вакуум, разрушавший легкие людей и животных. После того как огненный шторм окончился, можно было видеть тела людей — просто сидевших, как замороженные куклы, неподвижных, безгласных — на скамьях в курилке, где настигла их смерть — без каких-либо ран или внешних увечий…

Однако казематы, выстроенные в прошлом веке русскими инженерами, выстояли!

Когда рванули первые взрывы, форты лишь дрогнули, как при землетрясении…

Стены укреплений снаряды не пробивали — но те здания, окна которых выходили на юго-запад, охватил пожар.

Зажигательные снаряды влетали прямо в окна, прорубленные «мудрыми» поляками в стене казематов, и рвались в казармах.

Загорелась вся крыша Кольцевой оборонительной казармы, помещения 333-го стрелкового полка.

Пылала как огромная свеча пожарная вышка Белого дворца, сараи, жарко вспыхнули фураж и сено конюшен, горели дрова, сложенные во дворе в огромные поленницы…

22 июня 1941 года. 04 часа 11 минут.

Подвал Белого дворца, штаб обороны

Тонкой струей сыпется с потолка песок, засыпая расстеленный на столе план Крепости, лампа под потолком раскачивается на шнуре, бросая качели света и тени на побледневшие лица…

По Белому дворцу стреляют 1-я и 2-я батареи мортирного дивизиона 34-й немецкой пехотной дивизии — калибр 21 см…

Полковой комиссар Фролов болезненно поморщился, потер грудь левой рукой…

— Что с тобой, Моисеич? — участливо спросил майор Гаврилов.

— Что-то у меня сердце защемило… — растерянно ответил Фролов. — Как, однако, лупят, мерзавцы! Как там наши девочки, все ли у них в порядке?

— Не волнуйся так, Моисеич! — отвечает Гаврилов, тщетно стараясь его, да и себя успокоить. — Наши семьи Лешка Махров эвакуирует. Он хоть дурак дураком, потому в политотделе ему только клубом и доверили заведовать, но очень старательный. Небось, все дома поквартирно обошел, все проверил…

— Да я ничего… — кивает Фролов. — Густа моя — человек ответственный, жена коммуниста! От коллектива она не отстанет… Ладно. Я выдвигаюсь.

— Куда ты еще собрался?

— Как это куда? Вестимо, к бойцам. Надо их непременно проведать, морально поддержать… Нельзя мне сейчас в подвале отсиживаться. Комиссар я или где?

22 июня 1941 года. 04 часа 19 минут.

Остров Пограничный

Старшина Москаленко, с тоской глядя из полуоткрытой двери замаскированного блиндажа на пылающее здание заставы, беззвучно, про себя шепчет, неслышно шевеля губами:

— Эх, мать чесна… Пятьдесят ведь… пятьдесят… — Тут в его голосе появляется некоторое сомнение, — пятьдесят? — Сомнение нарастает, — или сто? Нет, сто пятьдесят! — В голосе слышна уверенность, в глазах виден фанатичный огонь. — Сто пятьдесят комплектов нового полушерстяного обмундирования в каптерке остались! И куртка кожаная командирская! Три. Или пять курток? Нет, пять — это будет слишком много… пусть уж лучше будет всего три. Где, кстати, у меня бланки актов на списание пришедшего в негодность вещевого имущества? Неужели тоже в каптерке остались?! Вот же гады-немцы!! Поубывав бы! Усих!

22 июня 1941 года. 04 часа 25 минут.

Левый берег Буга. Напротив острова Пограничный

Выскакивая из противоосколочных окопов, 10-я рота 133-го пехотного полка вермахта бежит к невысокому обрыву, где саперы уже спускают на воду штурмовые лодки. К ним у воды присоединяются офицеры с КП 3-го батальона.

Впереди всех бежит отважный военный корреспондент «Ди вермахт» Курт Хабеданк.

Первые группы штурмовых отрядов усаживаются в лодки… Взвыли, как волки в мороз, заведенные подвесные моторы.

Грохочут дробно противотанковые и пехотные пушки, прикрывающие переправу.

На противоположном, бывшем русском берегу продолжают взметывать какие-то обломки снаряды 21-см мортир.

Буг отражает кроваво-красные пожары… река будто течет алой артериальной кровью.

Первая волна десанта пошла.

С русского берега не раздается ни единого выстрела…

22 июня 1941 года. 04 часа 27 минут.

Восточный берег Буга

Свершилось! Первый солдат вермахта вступил на землю Крепости!

Приветствуя освободителей Восточной Европы, гремит транслируемый из смонтированной на грузовом «Опеле-Блитц» громкоговорящей установки бравурный марш…

Немцы, они такие… обожают бравурные марши…

Первый немецкий солдат, а это оказывается отважный военный корреспондент, спрыгивает со штурмовой лодки… И тут же, поскользнувшись на мокрой траве, падает лицом в прибрежную тину… Это очень хорошо видно в свете запущенной с лодок серии ракет, по которой немецкая артиллерийская подготовка мгновенно прекращается. Немецкий Орднунг!

Наступает зловещая тишина, которая только подчеркивается треском разгорающихся пожаров…

Хабеданк, с испачканным тиной молодым, совсем мальчишечьим лицом, сплошь покрытым побледневшими от волнения веснушками, не растерявшись, произносит фразу, которая, вероятно, войдет в анналы истории:

— Россия-Matushka сама упала в мои объятия!

Хабеданк хочет встать, скользит и снова падает… Как раз вовремя! Потому что в этот самый момент….

Три станковых и шесть ручных… косоприцельным, убийственно-точным огнем!

Лязг «Дегтяревых», солидное рокотание «максимов»…

Особенно зверствует старший сержант Минин — чемпион округа по ручному пулемету…

Автоматические винтовки Симонова — короткими очередями — так-так-так… так-так-так…

Туддух! Туддух! Это солидно бьют токаревские самозарядки…

Бах! Бах! Бах! Это не торопясь, на выбор, как на стадионе, работают лучшие стрелки пограничного округа из своих любовно пристрелянных, призовых винтовок…

Хабеданк, над головой которого проносится смертельный свинцовый град, шепчет в отчаянии:

— Этого не может быть! Этого просто не может быть! У КАЖДОГО РУССКОГО В РУКАХ ПО РУЧНОМУ ПУЛЕМЕТУ! [33] Именно так в РЕАЛЬНОСТИ говорили фашисты, испытавшие шок после первой встречи с советскими пограничниками.

Рота фашистов буквально сметена с советского берега… Отважный Хабеданк, ужом, прикрываясь дырявыми бортами штурмовых лодок, над которыми мертво торчат руки и ноги в форме мышиного цвета, пытается уползти в прибрежные кусты… Где его нежно берет за глотку русская пограничная служебная собака Рада… между прочим, породы немецкая овчарка. Жуткий, задавленный хрип… ветки кустов покачались и снова затихли…