Валерий Елманов - Правдивый ложью

– Княже! – умоляюще воззвал Самоха, но я и слушать его не пожелал, строго поправив:

– Господин старший полковник, – попутно заметив про себя, что это звание, равно как и остальные, ни в какую не желает приживаться на Руси.

Одно хорошо. Когда с моей стороны следовала подобная поправка, обращавшемуся становилось ясно, что я не в духе и вообще не намерен продолжать разговор. Вот и сейчас Самоха только опустил голову и в досаде скрипнул зубами. Но сегодня случай особый, так что пришлось вопреки обыкновению пояснить:

– Я избрал видоком и послухом именно тебя, потому что ты один из самых проворных и ловких. Потому запомни: что бы ни случилось, ты в бой не вступаешь, а летишь в Москву, и, если надо, положи весь свой десяток, но сам чтоб остался жив. Там должны все знать. Понял ли?

Тот молча кивнул, пробормотав нечто нечленораздельное. Если прислушаться, то на сей раз можно было уловить и «господин старший полковник»…

Мы ехали, пока лес не закончился, но выныривать из него не стали. Я приказал всем ждать, а сам спешился возле опушки и полез в притороченную суму, радуясь собственной щедрости. Уж очень кстати оказалась сейчас подзорная труба – подарок Дмитрию Иоанновичу.

Удобно примостившись под раскидистым дубом, я принялся наблюдать за окрестностями – встречаться с казаками Басманова предпочтительнее в чистом поле.

Так, вон они, выехали. Значит, и нам пора.

– Все ли понял? – строго спросил я Кропота.

– Все, – мрачно ответил он.

– Да ты не горюй, – хлопнул я его по плечу. – Я скоро вернусь, так и передай Зомме и Федору Борисовичу. Пусть ждут и… верят.

Сам боярин ехал впереди, как и я, но, заметив моих ратников, никаких команд своим людям вроде бы не давал. Остановившись, он с любопытством смотрел на мою приближающуюся сотню.

– Подумалось мне, Петр Федорович, что ни к чему столько людишек с собой брать! – заорал я во все горло, когда до отряда Басманова оставалось с полсотни саженей, и ускорил ход, отрываясь от своих людей. – А то мало ли что государю помыслится. Потому и решил отправить их обратно. Ты как на то смотришь?

О том, что это его идея, говорить не стал, иначе получится нехорошо.

– Мудро измыслил, – сдержанно кивнул тот.

– Вот и славно! – возрадовался я и вдруг выронил из рук подзорную трубу, испуганно завопив: – Стой, стой, Петр Федорович! Удержи лошадь на месте, а то, не ровен час, подарок нашему государю растопчешь – эвон он куда упал, прямо под копыта.

Казаки с любопытством воззрились на упавший подарок и на меня, торопливо соскочившего с коня и бросившегося поднимать «подарок государю».

Я бережно поднял подзорную трубу, вытер ее о кафтан и протянул Басманову, краем глаза подмечая, как меня миновал уже последний из моих ратников.

Замыкал колонну десяток Самохи. Сам он ехал, низко опустив голову, но все равно было заметно, что он еле себя сдерживает. Поэтому я и не взял с собой парня – уж больно горяч.

Пусть лучше будет Дубец – он куда хладнокровнее, да и смышленость его проверена в деле. Еще двоих тот подобрал сам, но, согласно моим словам, чтоб тоже не теряли головы.

Их задача – быть в первую очередь видоками, то есть сработать по принципу фотоаппарата – только фиксация происходящего и при любых обстоятельствах сохранение хладнокровия и невозмутимости, что бы со мной ни стряслось, вплоть до…

Впрочем, неважно.

– Вот заодно посмотри-ка, что там в Европах люди удумали. А ты говорил, что образование холопам и простецам ни к чему. – Я протянул боярину трубу.

Что ж, оставалось только порадоваться – держался тот по-прежнему спокойно, будущий подарок государю из моих рук взял и принялся хладнокровно его разглядывать.

– А ты к глазу ее приложи да вон туда глянь. – На всякий случай я ткнул в противоположную от моих ратников сторону.

Басманов и тут послушался, а спустя несколько секунд удивленно заметил:

– Дуб-то на опушке почти как на ладони, кажный листочек видать. – И констатировал: – Важная штука. Для воеводы так и вовсе незаменимая.

– А кто у нас первейший на Руси воевода? – осведомился я и, не дожидаясь ответа, весело произнес: – Потому и везу не кому-нибудь, а ему.

Оторвался от любопытной игрушки Басманов не сразу – все не мог наглядеться, всматриваясь через нее то в одну сторону, то в другую, не забыв и про небо, при этом все время по-детски удивляясь, как такое вообще возможно.

– Только на солнце не гляди, а то глаза сожжешь, – еле успел предупредить его я.

Словом, когда боярин вновь посмотрел в сторону моих ратников, даже замыкающий десяток Самохи был на расстоянии пары сотен метров, не меньше.

Некоторое время Басманов еще глядел в трубу, затем, убрав ее от глаз и удивленно тыча ею в сторону моей сотни, заметил:

– А твои вои теперь вовсе далеки. Ежели пытаться догнать, так навряд ли и выйдет. – И пожаловался, протягивая мне трубу: – Совсем, князь, ты мне голову ею заморочил.

– Да и ни к чему догонять-то, – в тон ему ответил я, и наши взгляды встретились – мы оба понимали, что говорим именно для окружающих.

Что ж, вроде бы сказанного достаточно, можно и дальше в путь.

– А не мало ли людишек оставил, княже? – осведомился он, когда мы, не сговариваясь, почти одновременно пришпорили своих коней и оторвались от казаков на несколько десятков метров вперед для откровенного разговора.

Я повторил то, что уже сказал чуть раньше Кропоту, добавив:

– За предупреждение спасибо, боярин. В долгу не останусь.

– Ты вначале выживи, – хмыкнул Басманов. – Ратников своих пожалел, то хорошо. – И ехидно поинтересовался: – Мыслишь, и тебя государь пожалеет?

Я вместо ответа оглянулся – далеко ли отъехали мои ребятки? Ба, да их уже и не видно, в лес въехали.

– Даже и не помышляй, – строго предупредил Петр Федорович, неверно истолковав мое поведение. – Ратники – одно. Их и мне жаль – хорошая учеба задарма пропадет. А вот тебя я отпускать…

– Да я и сам не хочу, – заверил я его.

– А не страшно помирать?

– Лишь бы это не случилось сразу, боярин, – хладнокровно заметил я и усмехнулся. – Люблю, знаешь ли, помучиться. Опять же мыслится, что у государя нашего после просмотра бумаг из моего ларца возникнут вопросы, на которые он пожелает получить разъяснения, а кто их ему даст, если меня не станет?

– А что за бумаги? – осведомился Басманов.

– Ну если быть точным, то не бумаги, списки с них, – лениво пояснил я, – а что именно… Давай-ка ты о том лучше всего у него самого спроси, потому как тайны, что в них, не мои, а его.

– Тайны? – удивился он.

– Тайны, – подтвердил я. – А еще… его позор.

Реакция была странной – боярин удивленно крякнул и надолго умолк, время от времени озадаченно поглядывая в мою сторону и ворча что-то вполголоса о глупцах, которые в такой час думают о веселье.