Андрей Захаров - Бородатые боги

Сидевшие рядом бойцы, рассмеявшись, стали подбадривать Максима шуточными криками:

— Давай, Максим! А то сами свататься начнем! Смотри, опоздаешь! Таких красавиц мало, быстро женихи сыщутся!

Максим, не ожидая такого поворота событий, в его время такие дела быстро не решались, да и не умел он делать предложений подобного рода девушкам, еще больше покраснел и засмущался.

— Не робей, казак! Шашкой нехристей сёк, а перед зазнобой занемог! — подбадривал его Осадчий. — Люба дивчина? Так чего ж ты смутился? Бери, а то другие перехватят!

Макс решился. А действительно, чего тянуть! Любит же он Оксанку, и она, судя по ее первой реакции, тоже! Парень встал и только теперь почувствовал боль в ноге. Но стараясь не обращать на нее внимание, повернулся к девушке и принял серьезный вид. Вокруг сразу же наступила тишина.

— Оксана! Я тебя люблю! Выходи за меня замуж!

Девушка тоже смутилась и еще больше покраснела. Опустив глаза, она тихо произнесла:

— Я тебя тоже люблю! Я согласна!

Затем подошла к Максиму, обняла его шею и крепко поцеловала в губы.

— Любо! — крикнул Осадчий.

— Любо! Любо! — поддержали его бойцы.

— Ну, а я буду посаженным отцом на свадьбе. — строго произнес появившийся рядом Баюлис. — Так, ребятки. Хватит влюбляться и жениться. Про главное забыли. Оксана! Перевяжи ему рану. Потом о свадьбе будете договариваться. Сейчас пойдем вместе со жрецами к гуаро. Там раненых много.

— Я сейчас, сейчас… Я быстро… — опомнившись, пролепетала девушка и повернувшись к Максиму, добавила. — Снимай штаны…

— Да… Я… Неудобно как-то… — смутился Макс. — Люди кругом…

— Дурачок. Я не в том смысле. Перевязывать мешают. — рассмеялась Оксана. — Да и постирать их надо, и зашить.

— А я в чем буду? У меня других нет! — снова покраснел Макс.

— Эх, ваши благородия! — усмехнулся Осадчий, доставая из седельной сумки сверток. — На, возьми мои запасные шаровары. Может подойдут. Заведи себе тоже, мало ли что. Пригодятся.

Дальше все произошло быстро и без особых переживаний.

Макс снял камуфляжные штаны, Оксана смазала и перевязала рану. Затем, на прощанье, поцеловала его в щеку и взяв порванную одежду, ушла в палатку. Переодевшись, Максим с Осадчим сели на коней и двинулись к крепости уанка.

Отца нашли сразу. Он вместе с Климовичем, Уваровым и вождями союзников стоял перед крепостью, что-то обсуждая. Голова и левое плечо Антоненко-старшего были перевязаны. За спиной отца маячил молодой воин-уаминка с немецким карабином на плече и копьем в руке. Это был Валью, единственный из четырех приставленных к виракочам Синчи Пумой воинов-уаминка, оставшийся в живых. Увидев подъезжающего сына, Николай, извинившись перед остальными командирами и вождями, бросился к нему:

— Максим! Сынок! Живой! Видел я как ты дикарей рубил! Молодец! Дай я тебя обниму!

Соскочив с коня сын попал в объятия отца, у которого за это время уже выросла изрядная борода. Обменявшись своими впечатлениями о прошедшей битве и полученных в ней ранах, Максим решил рассказать отцу о своем предложении Оксане.

— Бать! Я, наверное, скоро женюсь! — смущенно произнес парень.

— Давно пора! А то я уже внуков хочу! — улыбнулся отец. — А Оксанка согласна? Другой кандидатуры в невестки я не знаю.

— Другой и не будет. Она согласна.

— Ну, вот и ладненько. — обрадовался Николай. — Скажу тебе по секрету. Я сам, не наверно, а точно, тоже скоро женюсь.

— И ты?! — искренне удивился Максим. — Когда ты успел? Ведь сколько лет, после мамы, к тебе в жены разные женщины набивались, а ты все холостяковал. А здесь, побыл всего ничего и раз!

— Сейчас увидишь и все поймешь! — Николай подмигнул сыну и обернулся к женщинам, перевязывающим невдалеке раненых воинов-уанка. — Тани! Подойти, пожалуйста, хочу тебя с сыном познакомить!

Одна из молодых женщин-уанка приподнялась и повернулась к им. От удивления Макс замер на месте. На него смотрела его мать — Ковальчук Мария Петровна! Но только та — молодая, которую он запомнил своей детской памятью и видел на фотографиях, где родители были еще молодыми. Машенька, как ее любовно называл отец…

Несколько дней виракочи оставались в долине уанка. Решали, что делать с оставшимися в живых пленными гуаро и их семьями, помогали убирать последствия нападения дикарей на своих союзников, участвовали в церемонии похорон погибших в битве воинов.

Им стоило огромных трудов остановить поголовное уничтожение племени гуаро. И Синчи Пума, и Анко Альо со своими воинами были настроены решительно. Никакой пощады врагу, всех вырезать под корень: от младенцев до женщин и стариков.

Обе стороны имели чувствительные для своих народов потери.

Гуаро за время боев с участием попаданцев потеряли воинов больше, чем за всю долгую войну с другими племенами, выгнавшими их со своей земли. Из всех воинов, перешедших через Большую реку, в живых осталась едва треть. И большинство из выживших — раненые. Семьи гуаро также пострадали. Пока их мужчины гибли у крепости от виракочей, в лагерь дикарей ворвались пришедшие с ними уаминка и учинили настоящую резню, убивая без разбора: раненых, стариков, женщин и детей. Такой жестокий здесь мир. Убей или сам погибнешь. Что для попаданцев казалось дикостью, то для местных — обыденным делом. Борьба за выживание — ничего более.

У гуаро погибли все вожди и почти все шаманы, так как их отстреливали в первую очередь. Не было кому объединить гуаро и заботиться о них. Пленный сын вождя был еще слишком юн, чтобы вести за собой народ, да и после всех событий, мало кто бы ему подчинялся. Вождей гуаро выбирали себе только на время войн. В мирной жизни, каждый клан жил сам по себе, даже иногда воюя друг с другом из-за охотничьих угодий или плодородного клочка земли.

Всех погибших дикарей сожгли на огромных кострах вдалеке от Уанка-канча, подобрав момент, чтобы ветер дул в другую сторону. Никто их хоронить и не собирался. Трупы убитых собирали выжившие сородичи под охраной воинов-уаминка и казаков на лошадях. Они же засыпали воронки от мин. Пепел от погребальных костров пошел на удобрение для полей. Дикари были растеряны и подавлены. При приближении всадника гуаро падали на землю, закрывая голову руками и кричали свои молитвы. Воины и их семьи голодали. Этим и объяснялся их отчаянный штурм. Но был строжайший приказ: не давать им есть трупы. Несколько дикарей попытались оторвать части тел своих погибших сородичей, но их пришлось пристрелить или зарубить шашками, так как слова на них не действовали. Климовичу и Антоненко с трудом удалось уговорить Анко Альо выделить продукты для голодающих. Вождь уанка категорически отказывался это делать, ссылаясь на то, что у самих осталось не много и новый урожай будет меньше, так как все всходы на поле перед городом были вытоптаны и уничтожены во время битвы. Только после обещания в течении трех дней убрать с его земли непрошеных гостей, уанка пригнали стада лам с продуктами. Но прокормить оставшихся три тысячи гуаро все же оставалось проблематичным. До решения их судьбы, всех дикарей переместили за границу долины, через ущелье, поближе к Большой реке. Подальше от глаз обозленных на них уанка.