Василий Сахаров - Булавин

— То добре, сын. Не жалеешь, что на Украине не остался?

— Нет, конечно. Сейчас самое интересное начинается, и я с тобой рядом, так что не жалею, а наоборот, радуюсь этому.

— Вот и хорошо, — атаман в очередной раз пыхнул трубкой и кивнул в сторону площади, откуда доносились радостные крики, под которые из войсковых подвалов и амбаров выкатывались бочки с вином: — Можешь идти отдыхать со всеми.

— А ты?

— Посижу немного.

— Понял.

Я начал собираться. Взял свою походную сумку, в которой свои непутевые записки хранил, собрал оружие и подтянул кушак на кафтане. Перед тем как выйти, оглянулся на отца и увидел, что он спит. Да еще забавно так, голова на спинке кресла, левая рука на столе, в правой курительная трубка дымится, а на коленях новая атаманская булава лежит. Реально перенапрягся новый войсковой атаман. До такой степени, что на рабочем месте заснул. Пусть отдохнет немного. У него впереди еще столько дел, что страшно и подумать. Однако старая пословица гласит, что глаза боятся, а руки делают, и я верю, что все у моего родителя получится.

Атаман Щедринской станицы Никита Стрелков еще раз посмотрел с высокого забора на раскинувшееся внизу бескрайнее море закубанских кочевников, которых привел на Терек Каиб-султан. Если подмоги не будет, а взяться ей попросту неоткуда, основанная легендарным Андреем Щадром станица падет. На все поселение двенадцать десятков казаков с оружием и все. В 1701 году станицу тоже держали в плотном кольце осады, но в то время у терских казаков сил было больше, да поддержка имелась, потому и выстояли. Теперь помощи ждать бессмысленно, воины Каиб-султана обложили все терские городки одновременно, и воинов у хана на это хватает, почти двадцать тысяч всадников он на Терек привел.

Стрелков тяжело вздохнул, спустился вниз и огляделся. Люди, не отходя от своих мест, поочередно отдыхают. Поутру будет жестокий бой, и кто из них в живых останется, знает лишь бог.

Станичный атаман прошелся по узкой улочке примыкавшей к стене и, зайдя в один из дворов, спустился в просторный подвал. Здесь, в окружении казачьих детей, собранных в подземелье как в самом надежном и безопасном месте, на пустой бочке сидел старый станичный писарь Игнат Сафонов и рассказывал малышне историю своего войска. Поначалу у атамана мелькнула мысль, что не до историй нынче, враги у ворот, но потом отогнал ее. В самом деле, дети есть дети и их отвлечь надо, а не пугать завтрашним днем.

Никита оперся об дверной косяк, и сам заслушался рассказом Сафонова, который только начал свое повествование.

— А случилось это, в правление московского царя — Ивана Третьего, — говорил Сафонов. — Разгневался как-то государь на молодечество рязанских казаков и пригрозил им наказанием, а казаки Червленного Яра поднялись всей станицей, сели на струги с семьями-хозяйством и выплыли весенним половодьем на Дон. С Тихого Дона перешли на Волгу, и уже по ней, по матушке, добрались на Терек. В этих краях уже тогда существовало местечко Тюмень, где люди нашего корня жили. Они помогли нашим прадедам устроиться и с тех пор мы здесь живем, а называть нас стали гребенскими, то есть горными казаками. Потом на Москве стал править Иван Четвертый, по прозванию Грозный — могучий и великий государь. И видя, что Москва в силе, царь грузинский попросил царя о помощи. Да кабардинцы — союзники верные, о принятии их под руку государя просили. Царь даже на их княжне Марии Темрюковне женился, а как случилось это, то и про нас вспомнил. И были наши старики гребенские на Москве у царя, и пожаловал он нас рекой Тереком навечно.

— А я песню, про это знаю, — откликнулся один из слушателей, чернявый и верткий паренек лет десяти. — Можно спою?

Сафонов одобрительно кивнул и паренек, приосанившись, вышел в круг, и своим ломким детским голосом запел песню, которую больше пристало петь в мужском кругу и сильными басистыми голосами:

Смущенный паренек закончил петь и скрылся среди сверстников, а Сафонов продолжил:

— Вот после этого, поставлена была Терская крепость, и стали мы нести службу государеву, да беречь вотчины кабардинские. В 1579 году три атамана донских и волжских казаков, навлекли на себя царскую опалу и собрались в низовье Волги на совет, где им укрыться от царского гнева. Старший из них, Ермак Тимофеевич, повел свою ватагу на север, к именитым людям Строгановым, и сделался завоевателем царства Сибирского, а остальное казачество выплыло в море и, разбившись на два товарищества, прибыло к нам на Терек. Так опять у нас народу прибыло, а пришедшие в то время казаки построили свой трехстенный городок, названный Терки, куда и стали собирать к себе кабардинцев, чеченцев, кумыков и даже черкесов. В 1586 году появились на Москве послы иверийского царя Александра и били челом государю спасти их тело и душу. И весной 1594 года русское войско, собранное в Астрахани в числе двух тысяч пятисот человек, под начальством воеводы Хворостина двинулось на Терек и, усилившись здесь нашими терскими и гребенскими казаками, пошло на реку Койсу для соединения с иверийским войском.

Писарь прервался, взглядом пересчитал детей, мало ли что, вдруг сбежит какой непоседа на стену и, убедившись, что все на месте, продолжил:

— Шамхал с тарковцами, кумыками и ногайцами встретил наших воинов на реке Койсу, но не удержал переправы и отступил к Таркам. Город наши взяли сходу, но обманули нас грузины, не пришли на помощь, и пришлось стрельцам московским да казакам терским со всеми племенами в одиночку воевать. После тяжкой осады хотели отступить воины православные назад к дому, но настигнуты были конниками шамхалы. Надвинулась на воинов воеводы Хворостина вся сила басурманская. Наши построились «кольцом» и все же прорубились через толпы врагов. Но только четверть всех казаков вернулась тогда на Терек, и долгое время враги осаждали наши городки.

Кто-то из детей ахнул, и в наступившей тишине спросил:

— Как сейчас?

Писарь только кивнул и повел речь далее:

— А потом правил царь Борис и в 1604 году, он вновь двинул на Терек сильные полки из Казани и Астрахани с воеводами Бутурлиным и Плещеевым. Опять было условлено с иверийским царем, чтобы его грузинская рать была выслана на соединение с русской для совместного действия. И опять грузины не пришли, потому что были взяты шахом персидским на его «кизилбашскую службу». И вновь наши казаки бились вместе с русскими стрельцами против басурман, и вновь побеждали их, но слишком неравны были силы. Султан-Мут, шамхал тарковский, на Коране клялся, что выпустит наше войско, если русские с казаками город оставят и ничего разрушать не станут. Воеводы поверили такой клятве, и вышли безбоязненно походным строем в сторону дома. Однако преждевременно радовались наши воины, и выпили в тот день зелена вина, а у басурман был великий праздник байрам и имамы мусульманские освободили Султан-Мута от клятвы, которую тот неверным дал. В спину ударил шамхал, и двадцать тысяч воинов было у него, и половину из них он потерял, потому что не сдавались наши и стояли крепко. Один из десяти казаков тогда на Терек вернулся, а стрельцы почти все легли, да обоих воевод потеряли. Осиротело много детей, и стали они общими для всех терцев, а дабы помнили они своих отцов, называли их по именам родителя: Демушкин, Петров, Михайлов, Степанов, Федюшкин, Гришечкин и Кириллов.