Василий Сахаров - Булавин

Непонятно, зачем я отцу понадобился, но лишних вопросов в голове не возникло. Я вошел в помещение, где проходили все советы руководителей Войска, и где заседал войсковой атаман. Только оказался внутри, как сразу же попал в крепкий замок из двух сильных рук. Первая реакция, конечно же, недоумение. Вторая, легкий испуг и, не долго думая, я саданул правой ногой, обутой в сапожок с окованным задником, в ногу того человека, который меня схватил.

— Вишь ты, подрос как, — услышал я гулкий бас и оказался на вытянутой руке перед грудью того пожилого здоровяка, который командовал только что прибывшими всадниками.

— Что же ты, — донеслось следом от отца, который сидел в своем кресле, и весело посмеивался, — дядьку родного не признал? Чуть что, так сразу пинаться. Нехорошо.

Действительно, передо мной оказался Петр Афанасьевич, старший из четырех братьев Булавиных, который находился на службе турецкого султана, проживал в городке Ачюев и считался кубанским казаком. Теперь-то мне стало понятно, кто к нам в гости заехал и, после того как меня опустили, я шмыгнул носом и сказал:

— Извини дядька Петр. Не признал, да и как же тебя узнать, если я тебя видел всего раз, да и то, когда мне четыре года было.

— И то, верно, — пробасил дядька и кивнул себе за спину. — Знакомься, тетка твоя, Ирина, жена моя.

Я посмотрел на второго гостя в комнате, молодую и весьма привлекательную брюнетку лет семнадцати с большими красивыми глазами, одетую, как и парни на площади.

— Здравия вам, тетушка, — кивнул я подбородком.

На незнакомом языке девушка что-то быстро ответила и, блеснув белоснежными ровными зубками, мило улыбнулась, а Петр Афанасьевич, слегка хлопнул меня по плечу и пояснил:

— Она черкешенка и наш язык пока плохо понимает.

— А что она говорит?

— Рада, что обрела новых родственников.

В разговор снова вступил отец:

— Ну, раз все знакомы, то поехали к нам домой? Ты как Петр?

— Сначала дела, брат. Я не один и не просто так приехал.

— Что же, давай поговорим…

Все присели за стол, отец вопросительно посмотрел на Петра Афанасьевича, и старший Булавин спросил:

— Ты письмо Хасану-паше и мурзе Сартлану писал?

— Было такое, — согласился Кондрат. — С Василием Борисовым отсылал.

— Ты всерьез степняков и наших казаков в помощь против царя зовешь?

— Казаков да, всерьез. Пришло время им в родные края вернуться. А закубанцам сейчас не до наших дел, и я про это знаю. Здесь расчет на то, что если нас прижмут, то, может быть, удастся пересидеть на Кубани, или хотя бы детей с женами у вас спрятать. Кроме того, нам лошади нужны, торговый маршрут хотим с вами наладить.

— Мы так и подумали, — Петр Афанасьевич огладил свою черную как смоль курчавую бороду и продолжил: — Поэтому я к тебе и приехал, да не один, а с тумами, которые хотят Войску Донскому служить.

— Тумы это полукровки? — невольно спросил я.

— Да, — мне ответил отец. — Наполовину казаки, наполовину черкесы. Вроде бы и наши, но в то же самое время и горцы. Веры в Христа и Аллаха не признают, а живут по древним традициям. — Кондрат вновь сосредоточил свое внимание на старшем брате: — Тумы это понятно, у вас не прижились и закубанцам они по крови и вере чужаки, возьму их к себе. Однако, что казацкие старейшины сказали? Будет ли нам помощь?

— Пока нет, Кондрат. На Кубани опять замятня, сам сказал, что про это знаешь. Крымчаки с ногайцами на ножах, а черкесы под шумок и тех и других вырезают. Поэтому Хасан-паша наших казаков, как обычно, между их кочевьями ставит. Мы отряды молодых джигитов останавливаем и обратно заворачиваем, служба у нас такая. Однако к весне все должно успокоиться, и тогда к тебе не меньше тысячи казаков придет. Не на совсем, конечно, а на время. Самим порезвиться и дувана добыть.

— Понимаю. А что насчет лошадей?

— Это уже дела торговые, про них я точно ничего не скажу, но слышал, что вскоре на Дон три тысячи голов пригонят. У тебя как, чтобы расплатиться, деньги есть?

— Найдутся.

— Вот и ладно, а то если трудно придется, то мы все оплатим.

— Что, брат, деньги завелись? — улыбнулся батя.

— Богатеями мы никогда не были, но и не бедствуем. По договору с турецким султаном казакам нашим ограничений никаких нет, порох и свинец выделяется, за службу расчет без обмана, в золоте и серебре, веру нашу не трогают, а городки казацкие в безопасности. Все хорошо. Службу отслужил и свободен. Хочешь, коней паси, а имеешь желание, так и в поле погулять можно.

— Ясно. Время есть, и на непокорные горские племена походом идете, а чуть враги поджимают, и отпор дают, на Кубань отходите. Так?

— Именно, Кондрат. Это царю, горцы могут про свои обиды писать, и он вас давить будет, а с султаном не забалуешь. Прибывает посол с гор жаловаться, а ему первый вопрос. Ты подданный султана? Нет. Следом второй вопрос. Фирман имеешь? Нет. Вы платите нам дань? Нет. Тогда пошел вон, пока тебе на галеру к веслу не приковали.

— Да. Османы своих воинов в обиду не дают, но я к ним только в самом крайнем случае, когда никаких шансов на победу не останется, отойду.

— Тебя никто и не уговаривает. Ты сам себе судьбу выбрал.

Кондрат встал, выглянул на площадь и спросил Петра:

— Пойдем посмотрим джигитов, которых ты привел?

— Давай.

Петр Булавин и его жена встали вслед за войсковым атаманом и отправились на площадь. Меня с собой не позвали, а я и не напрашивался, и вернулся к своему труду. Руки делали привычную работу, чистили бумагу с пергаментами, и вытряхивали из них пыль, а голова тем временем размышляла о том, как же образовались первые общины кубанских казаков, про которые в будущем так мало известно.

Одиночки и изгои среди казаков, что донских, что запорожских, что терских, были всегда, и такие часто уходили к туркам на службу. И так было до тех пор, пока на Украине не случилось выступление гетмана Дорошенко, который враждовал с Москвой и мечтал о независимом государстве. В борьбе украинцы потерпели поражение. Сам гетман выкрутился и смог с царем договориться, даже воеводой провинциального города стал, а вот многие его верные соратники были вынуждены бежать, и часть из них осела на Кубани. Затем случилось восстание Разина, и тогда, после его разгрома, не один-два человека к закубанцам ушли, а сотни семей. Османы беженцев прикрыли и царю не выдали, разрешили жить по своей вере и законам, а казаки в свою очередь, как элитная воинская часть, следили за порядком в пределах Кубани и Темрюка. Возникли первые поселения вдоль Кубани и в предгорьях Кавказа, и кто был врагом московских царей, тот всегда мог найти в них убежище и приют.

Позже, в реальности Богданова, туда же, под предводительством Игната Некрасова, ушли и разбитые булавинцы, которые сначала поселились в городке Ачуев, а затем основали Голубинск и Чирянск, дотла сожженные во времена царицы Екатерины. Хочется верить, что в этот раз ничего подобного не произойдет. Был бы верующим, помолился за это дело.