Валерий Елманов - Поднимите мне веки

Ага, так я и поверил. Ты еще скажи что-нибудь типа:

Нет уж, ты упрямая, а я еще упрямее. И напомнил:

– Сказал ведь, для себя, а коль не веришь – выпью прямо на твоих глазах. – Но тут же оговорил: – Половину.

– С ентим возни – почитай весь день уйдет, а кому болезных пользовать?

Теперь уже настала моя очередь кивать в сторону Резваны.

– И трав-то таких не ведаю, припасено ли у меня али нет.

Это был последний аргумент – ключница явно сдавалась под моим несгибаемым напором. Но и он был мною незамедлительно повержен:

– Если б не было, ты сразу бы про это сказала, а не стала искать других оправданий.

– А коль промашку дам? – усмехнулась Петровна. – Помысли, каких сластей себя лишишь. – И вновь многозначительный кивок на царевну, возившуюся в десятке метров от нас с одним из раненых.

– Ну через седмицу-то пройдет, – неуверенно заметил я.

– Ишь какой скорый. Через седмицу ему... – усмехнулась травница. – Тут как нутро покажет. Оно ить у кажного свое, а в брюхо не заглянешь, чтоб меру определить.

– У меня хорошее нутро, – уверил ее я. – В смысле, обычное, как у всех. К тому же я в тебя верю, как... – И красноречиво закатил глаза к небу.

– А тут хошь верь, хошь не верь, ан все одно – меньше как на полтора десятка ден не выйдет, – сразу предупредила она меня, пояснив: – Я ж на скудельнице [61] С к у д е л ь н и ц а – общая могила. слово свое сказывать буду, близ креста, и кажный из лежащих под ним по одному дню, не меньше, к себе утянет. К тому ж кто из них пожаднее в жизни был, тот и пару-тройку деньков прихватит, вот и призадумайся...

Я опешил. Если каждый второй, как уверяет моя персональная ведьма, хапнет по лишнему дню, то получается уже три недели, а если кто-то еще и по третьему, то...

– Это что же, может, и месяц выйти? – хмуро осведомился я, ошарашенный эдаким сроком. – А меньше никак?

– И рада бы, да не в силах, потому как все померли в один день и захоронены вместях, вот и тянуть учнут дружно.

– Ну-у и пускай, – решился я, пояснив: – Все равно иначе никак, так что сколько будет, столько и будет.

Пока уговаривал ключницу, в голове возникло интересное дополнение к моему предстоящему «колдовству». Было бы здорово сделать его наглядным, то есть слепить кое-что. Думается, если одновременно с невнятным бормотанием страшных заклинаний растопить это кое-что, то моя «ворожба» «понравится» Дмитрию еще больше.

Из чего слепить – проблем не было.

Имелся у меня в сундучке некий состав для запечатывания грамоток, если вдруг какая задержка и понадобится отписать Годунову. Назывался он воском, но по крепости стоял где-то между ним и сургучом, то есть для предстоящей затеи самое то.

Да и цвет состава почти подходил – не чисто белый, а эдакий розоватый, ибо совсем красный нельзя – он положен только царю и высшему духовенству. Вот и определили именно такой цвет – что-то между – для престолоблюстителя и царевны Ксении.

Осталось вылепить из него нужное изделие. Мне эта задачка была не по зубам. Увы, но ни способностей, ни навыков я к этому не имел.

Но тут мне вспомнился Куколь, пришедший в полк из гончарной слободы и мастерски умевший лепить разных кукол и других забавных человечков.

Навряд ли я узнал бы о его таланте, но не далее как на первом же вечернем привале, когда Мария Петровна еще не протянула мне футляр с гитарой, он сам подошел ко мне и, смущаясь, показал глиняную барышню, попросив передать царевне, дабы ей не грустилось и не скучалось.

– Раскрасить нечем, – виновато пояснил он, – но, можа, и так позабавит.

Я посмотрел на девушку в сарафане, которая, задорно уперев руки в боки, вызывающе смотрела прямо на меня, а приглядевшись, присвистнул от восхищения – она, оказывается, еще и подмигивала.

Что и говорить – талант у парня.

Игрушку, правда, я передал не сразу, а лишь на следующий день – встряла Петровна с гитарой, – но глиняная барышня и впрямь изрядно позабавила царевну, а потом, когда Ксения разглядела, что деваха подмигивает ей, еще и рассмешила.

Куколя же она поблагодарила самолично, не поленившись пройти на самый нос струга к орудующему веслом парню и сказать пару теплых слов, каковые незамедлительно вогнали моего гвардейца в краску.

Именно за талант я его и отрядил в паузок на весла вместе с еще одним гвардейцем – пусть у первого русского скульптора будет побольше шансов уцелеть.

К тому же была уверенность, что этот паренек, взирающий на Ксению после услышанного от нее по-собачьи преданно, и драться за царевну будет тоже как верный пес – до последнего вздоха.

Словом, уберег я своего Церетели.

Куколь поначалу ушам не поверил, когда услыхал о том, что мне требуется.

– Да к чему оно тебе, княже?!

– Государя хочу... позабавить, – выдал я честно и в душе усмехнулся – ох и «развеселится» Дмитрий от моей шуточки...

– Да я и не пробовал ни разу таковского-то, – замялся он. – Срамота ж. Ратника лепишь, дак он у меня перед глазами стоит, девку – тоже, а тут...

– А тут в штанах торчит, – буркнул я.

– Ну не заглядывать же мне туда, – засмущался он.

– А почему не заглянуть-то? – искренне удивился я. – А коль стесняешься, то мы сейчас с тобой вон за тот бугорок зайдем, и я тебя там оставлю на время, а сам, чтоб никто не заглянул, рядом покараулю. Как сделаешь, так и позовешь.

– Токмо спрячь сразу, чтоб никто не увидал, – попросил он, – а то стыда не оберешься. А пуще всего, чтоб царевна не узрела.

– Ларец с собой прихвачу, – покладисто согласился я и заверил: – Никогда и никому ни-ни.

На вылепленное изделие он даже не глядел – стеснялся и, даже передавая его мне, отвернулся куда-то в сторону. Зато я подверг труд Куколя самому тщательному осмотру, после чего искренне похвалил мастера:

– Хорош. И смотрится как живой – будто только что отрезали, причем в порыве страсти, – но озвучивать загодя заготовленный шутливый вопрос – с натуры лепил или как? – не стал.

И без того парень красный как вареный рак.

– Да на что оно тебе? – покраснел он от смущения.

– Сказал ведь – для забавы, – невозмутимо напомнил я ему. – Государь сердит на меня, вот я и хочу, чтоб он развеселился, потому как веселый человек злые решения уже не принимает. – И, закладывая изделие Куколя в ларец, уточнил: – А он точно не расползется в дороге?

– Я ж с добавками, – пояснил он мне. – Конечно, енто не глина, потому, ежели на открытое солнце выставить да в полдень, через часок и впрямь поползет, ибо для пущей надежности тут надобно было бы прибавить...

Дальше я не слушал, поскольку на открытое солнце в полдень выставлять не собирался ни на минуту. По моим расчетам, дело должно происходить как раз наоборот – при луне и в полночь, так что все в порядке.