Александр Маркьянов - Сожженные мосты

— Пшепрашем, пан — бросил граф, не останавливаясь.

Как же так? Как так могло получиться? Почему, о Иезус это — именно ему?! Что теперь с этим со всем делать?!

Проблема наркотиков в Империи стояла, хотя и не так остро, как к примеру в Североамериканских соединенных штатах. Химики — а в России традиционно была одна из самых сильных химических школ мира, соперничающая с германской школой — синтезировали большое количество «легких» синтетических наркотиков, которые находили путь к сердцам молодежи — считалось, что это вовсе и не наркотики, а так, нечто чтобы хорошо повеселиться. Успешно ангажироваться — так это называли аристократы. Чек, марочка, штучка — на половине молодежных дискотек вам предложат это прямо у входа. На Востоке традиционно курили коноплю, добавляя ее в наргиле — курительную смесь для кальяна, это не считалось особо опасным, но коноплю выращивали и для поставок на север. Смертельно опасными были поставки героина через границу — этот наркотик, да еще дополненный синтетическими наполнителями в Афганистане вызывал мгновенное привыкание. Еще опаснее был перевентин, винт, который можно было сварить самому из доступных в продаже химических ингредиентов. Постоянно появлялись новые синтетические наркотики, вызывающие мгновенное привыкание и погружение в наркотическое рабство. Зверь не желал сдаваться так легко.

Меньше всего наркотики были распространены в мусульманских регионах, особенно в Казани — молодежь там держали строго, и неподобающее поведение тут же наказывалось поркой во дворе мечети после пятничного намаза. Хулиганство, грубость старшим, употребление не то что наркотиков но и алкоголя — за все за это следовало быстрое и действенное наказание. Почти не было наркотиков в казачьих станицах — казачата постоянно были на виду, готовились к действительной и вели здоровый образ жизни, а еще несколько лет назад разъяренные казаки повесили наркоторговца, обосновавшегося со своим товаром у гимназии — полиция не успела. Хуже всего ситуация с наркопроникновением была в крупных городах — там был платежеспособный спрос и были стрессы, требующие разрядки. Но особняком стояла Варшава — ибо вольное отношение там распространялось и на наркотики. Полиция вмешивалась только тогда, когда нельзя было не вмешаться. В крупных городах распространение имел дорогой и элитарный кокаин — его везли с американского континента, потому что кусты коки росли именно там. Почему то кокаин считался менее вредным, чем героин — никакая работа государства, патриархата, духовного управления не могли разубедить в этом.

Распространение наркотиков каралось препровождением на каторжные работы на срок от пятнадцати до тридцати лет, попытка переправки наркотиков через границу часто каралась казаками и пограничниками на месте, потому что в пограничной зоне было разрешено отрывать огонь на поражение без предупреждения — но это мало кого останавливало. Путешествуя от джелалабадского базара до санкт-петербургской или варшавской дискотеки, пакетик с дозой героина поднимался в цене от пятидесяти до семидесяти раз, что окупало все риски и расходы. Купи дозу — и будет весело и прикольно, купи дозу — и враги станут тебе друзьями, купи дозу — и будешь танцевать до утра, купи дозу — и…

Но почему именно она?! Почему?!

А почему бы и нет? Предложили — согласилась. Приобщение к элите, твою мать! Пополнение к коллекции острых ощущений. Один раз живем, в этой жизни надо все попробовать. Лучше попробовать и пожалеть, чем не попробовать и потом жалеть.

Найти бы ту тварь, что торгует…

Лихо взяв с места, молодой граф помчался на восток, опасно маневрируя в транспортном потоке. Пробиваясь по улице Константина Рокоссовского, [318] В этом мире — генерал от кавалерии, командовал Виленским военным округом, последний командующий гвардейской кавалерией, упраздненной в связи с перевооружением и переоснащением армии. В нашем мире — добровольцем вступил в русскую армию, заслужил два Георгиевских креста и две Георгиевские медали у музея археологии он с трудом разминулся с военным грузовиком, нагло влезшим прямо в транспортный поток. Потом, с визгом шин рванув с места, он вывернул на одну из основных магистралей города — Киевский проспект, названный так потому что за городом он плавно переходил в дорогу, ведущую прямиком на Киев. Торжествующе крича всеми восемью цилиндрами, разгоряченный итальянский жеребец преодолевал километр за километром — а граф Ежи машинально держал руль и думал совсем о другом. Он думал — что ему делать дальше.

Долетев до съезда на дорогу, ведущую к их фамильному имению за рекордные семнадцать минут, граф Ежи лихо, в скольжении заправил машину в крутой, стоградусный поворот. Протестующее завизжав колесами, жеребец подчинился насилию, помчавшись дальше уже по совсем другой дороге — узкой и извилистой. Но эта дорога была знакома графу как никому другому, в молодости он учился ездить по ней и даже разбил на ней свой старенький ФИАТ. Поэтому, граф не только не снизил скорость — но еще сильнее придавил педаль.

Фамильный особняк Комаровских выглядел, как и любое имение, оставленное без постоянного ухода и попечения хозяев — непрезентабельно. В восемьдесят первом году особняк пытались взять штурмом взбунтовавшиеся — и еще не все следы того кошмара были изглажены с морщинистой поверхности стен. То тут, то там — плохо заделанный след от пули. Мрачными громадами, сторожащими покой старинного особняка стояли ели — Комаровские выращивали ели, их особый сорт, голубые ели, первые саженцы которых были пожалованы прадеду еще лично из рук Николая Второго…

Бросив машину у ворот — никуда не денется, а ждать пока откроют не хотелось, молодой граф вихрем пронесся по посыпанным песком дорожкам парка, по мраморным, ведущим к главному входу ступеням — их было ровно двадцать. Только в кабинете — святилище, где имел право находиться только старший мужчина из рода Комаровских, он немного успокоился.

Он не питал никаких иллюзий насчет своей барышни. Все что их держит вместе — с ее стороны по крайней мере — это секс и опасность. Больше ничего. В каком-то смысле для нее связь с москалем, ненавидимым всем высшим светом Варшавы — это вызов обществу. Наверное, она по своему любит его, нельзя же так без любви…

А он? Нужно ли ему все это?

У графа Ежи в Санкт-Петербурге был друг. Как ни странно — не военный, музыкант из богатой еврейской семьи, уже концертирующий. Он говорил, что в иврите, языке на котором говорят евреи, есть слова, полный аналог которым в русском языке подобрать очень сложно. Одно из таких слов — истратился. Истратился — значит растратил самого себя на мелочи, и когда перед тобой действительно что-то важное и ценное — тебя уже нет, ты пустая оболочка, красивый воздушный шарик, который выпустил весь воздух и не осталось ничего, кроме сдувшейся резиновой шкурки.