Александр Маркьянов - Период распада часть 4 (СИ)

Тараш [1] Ефрейтор, в американской армии рядовой первого класса Миша Солодкин, получивший свое звание в больнице, где лечился от полученных на дороге ранений, попал сюда довольно таки случайно. В больнице к нему приходило много людей — настолько много, что у палаты были вынуждены выставить военный караул, чтобы не пускать к больному кого не положено. Командование сочло его действия в засаде совершенно верными, присвоило следующее воинское звание и отправило документы на награждение, награду, правда, пока не дали. Офицеры Шин-Бет его буквально измотали вопросами — он был важнейшим свидетелем произошедшего, настолько важным, что обсуждали возможность дать ему другое имя, чтобы он не стал целью террористов или каких-либо мстителей. Потом он вышел из больницы как раз тогда, когда командование подбирало людей для специальной операции — при этом патрульная группа его была фактически уничтожена, а сам он показал себя храбрым малым, достаточно храбрым, чтобы быть включенным в группу повышенного риска. Поэтому — тараш Солодкин получил предписание прибыть в тренировочный центр в пустыне Негев для переподготовки — заодно и физнорматив сдать для дальнейшего прохождения службы после ранения.

В учебном центре в пустыне Негев он встретил несколько своих знакомых из эмигрантов, о его истории, о засаде на дороге уже знали, и командование относилось к нему с уважением. Ему даже предлагали группу, которой будет дано более легкое задание — но он отказался и с несколькими другими бывшими эмигрантами был включен в группу, которая готовилась действовать в Ираке.

То, что группа состояла из эмигрантов — было оправдано и понятно. Во-первых — как ни странно в израильской армии с каждым годом все больше и больше становится русских эмигрантов и детей русских эмигрантов — а вот сабра, коренные жители Израиля от службы в армии все чаще пытаются откосить, что по меркам Израиля просто позорно. Во-вторых — в Ираке, как и во всем арабском мире с уважением относятся к русским людям, русские много помогали арабам, в том числе и против Израиля. Поэтому — одной из наиболее выгодных легенд является легенда русского человека, если ты заговоришь с захватившими тебя в плен по-русски — есть шанс что тебя не убьют на месте, а вот если по-английски или на иврите — тут твои шансы куда меньше. В-третьих — удивительно, но до сего момента в израильской армии не существовало специализированного русского подразделения спецназа, где могли бы служить русские — подобно Дювдивану, где нужны были люди, выглядящие как арабы и способные при необходимости прикинуться арабом. Предчувствуя тяжелые времена, израильское военное командование решило сделать первый шаг к формированию такого подразделения — хотя бы создав русские группы для северного направления атаки. То, что один раз создано — в большинстве случаев может быть легко воссоздано вновь.

Подготовка специальных групп — была нетипичной для израильской армии. Первым делом — экзамен по русскому языку, а дальше два часа в день арабского. Оружие — все русское, трофейное, больше всего внимания уделялось занятиям с автоматами Калашникова и ручными гранатометами РПГ-7. Утренние кроссы по предгорьям — солнце еще греет, а не жарит и не палит, а жара уже такая, что на кроссе в обморок падают люди, а форма покрывается соленой коркой, разъедающей кожу до волдырей. После утренней пробежки — стрельбы. Вечером — физическая подготовка, снова бег по холмам. В конце курсов — зачет.

Но до этого…

— Тараш Солодкин!

— Есть такой…

Офицер, тоже говорящий по-русски делает отметку в ноутбуке — и перед рядовым на большой стол увесисто плюхается большой мешок с патронами — в такой упаковке по пятьсот патронов, сами патроны русские, дешевые. За ним — еще один. Стреляй — не хочу.

— Это все мне?

— Нет, мне! Расписался здесь — и марш на стрельбище!

— Так точно!

Его стрелковая позиция — под номером три. Просто какая-то грязная дерюга, брошенная на землю, нет ни вала, чтобы пули не летели куда попало, ни нормальных мишеней. Наоборот — их вывезли подальше от полигона, в качестве мишеней — старые картонные коробки и листы бумаги.

У него — автомат АКМ выпуска шестьдесят пятого года, но нормальный еще, на каких только складах его взяли и десять стальных магазинов к нему. Эти магазины надо набить вручную, патрон за патроном. Пот еще есть, к обеду его уже не будет — но пока он есть, он выступает на лице, саднящем от бритвы, капает на руки, лезет в глаза — вообще, мерзкое ощущение, когда на коже пот. Иногда Миша смахивает его — и принимается снова снаряжать автомат. Пальцы стерты уже до крови, саднят, в магазинах пружина тугая — видимо, новая, обновили.

Патрон за патроном — под немилосердным палящим солнцем. Все десять магазинов.

Все, готово. Примкнуть магазин к автомату, остальные выложить рядком, с позицией рядом. Украдкой оглядеться — справился вторым. В армии все — на соревновании, только ставка — не медаль, а жизнь.

— Ефрейтор Солодкин — готов!

Подходит офицер — странным образом не потеющий, видимо уже привык к местной жаре, подходит, проверяет.

— Нормально. Знаком?

— Так точно.

— Из поселенцев?

— Так точно.

Офицер улыбается.

— А я местный. Но с вашими рядом жил, язык знаю. Автомат знаешь?

— У отца такой был.

Офицер жмет плечами

— Завтра СВД выдам. Или ПК — если хочешь. Сегодня — работай с тем, что есть. Начинай.

— А… упражнения?

— А что — упражнения? Упражнения — потом начнутся. Сейчас — вон твоя мишень, бей короткими, привыкай. У него отдача сильная — но шьет как швейная машинка. Начинай.

Конец дня. Башка гудит, в ушах какой-то подозрительный звон. Указательный палец на левой руке стерт чуть ли не до крови — у АК довольно жесткий спуск. Когда ему дали два мешка патронов — он думал, что это на несколько дней. Оказалось — на сегодня.