Ольга Денисова - Вечный колокол

- Но почему ты не поедешь с ними?

- Надо допросить всех, кто мог прочитать письмо посадника, надо по свежим следам искать того, кто убил гонца, и… есть у меня на сегодня еще дела…

Млад вышел на крыльцо, с трудом открывая дверь, и непроизвольно прикрыл лицо рукавом: мелкий колючий снег хлестнул по щекам, ветер вбил выдох обратно в глотку и сорвал с головы треух.

Лес ревел под напором ветра, словно медведь-шатун: прогибался, трещал, едва не стелился к земле, неохотно кланяясь повелителю снегов и морозов. Тропинки профессорской слободы замело, Млад набрал снега в валенки и, пока добирался до деревьев, упал раза четыре - его сдувало с ног.

В такую погоду хороший хозяин не выгнал бы на улицу собаку, и Хийси спокойно дрых дома, у дверей, время от времени хлопая хвостом по полу.

В лесу было немного потише, и тропинка просматривалась меж сугробов, но снег все равно летел в лицо, ветер филином ухал над головой; лес полнился звуками, словно живыми существами: за каждым деревом пряталось нечто угрожающее, стонущее, рычащее, скалящее зубы. Снег метался меж стволов, будто ослепший заблудившийся зверь, с деревьев с треском валились сломанные ветром сучья.

Ледяной ветер… Неестественно ледяной. Не бывает таких холодов в ветреную погоду: мороз пробирал до костей, вгрызался в лицо и руки, охлаждал дыхание и хватал узловатыми пальцами за ребра, выжимая из груди воздух. Где-то недалеко со скрипом и грохотом упало дерево, и Млад опасливо посмотрел наверх - нет ли поблизости еще одного такого же, готового упасть?

Он нашел ель, у которой нижние ветви стелились по земле: сегодня нужен живой, первородный огонь и живое дерево на костер, а на таком ветру, да еще в метель, трением зажечь что-то не получится. Млад бросил мешок с шаманским облачением под елку, вынул топорик из-за пояса и направился искать подходящее живое дерево. В темноте, на ветру все низкие деревца казались мертвыми…

Сосенка в обхват ладоней прижималась к толстому стволу вековой сосны, словно искала у нее защиты. Млад решил, что это самая подходящая жертва: одна из сосен рано или поздно зачахнет. Он поклонился юному деревцу, попросил у него прощения и поднял топорик. Жесткий порыв ветра взревел в верхушках деревьев, и в тот же миг над головой раздался оглушительный треск - с таким звуком горит рассыпанный порох. Млад едва успел податься в сторону, когда к его ногам с глухим упругим стуком упала обломанная верхушка вековой сосны. Он покачал головой и вытер мгновенно намокший лоб ладонью - в комле ствол упавшей верхушки был не меньше полутора пядей толщиной.

То ли дед Карачун подарил ему живое дерево, то ли старая сосна откупилась от Млада, защищая юную подругу… Млад, еще не совсем оправившись от неожиданности, пожал плечами и достал из-за пазухи приготовленный кусок ржаного каравая с медом - поблагодарить лес за живое дерево.

До полуночи было довольно времени, чтобы добыть живой огонь, разжечь костерок из мелких сучьев и нарубить дров для большого костра. Млад не только согрелся, но и вспотел, махая топором.

Родомил явился на условленное место, когда занимался большой костер, а Млад готовился раздеваться.

- Здрав будь, - проворчал Родомил, осматриваясь по сторонам.

- И тебе… - пожал плечами Млад.

- Ну и погодку ты выбрал… - главный дознаватель взглянул наверх. - Деревья падают.

- Это не я… Это день такой. К рассвету стихнет.

- Твоими бы устами да мед пить, - фыркнул Родомил.

- Можешь не сомневаться, погоду я предсказываю точно. Всегда есть сомнения, ну, за ночь все может случиться, но мне кажется, не в этот раз.

- Да я верю, верю… Ты расскажешь мне, что нужно делать?

- Ты никогда не видел пляски шамана? - удивился Млад.

- В детстве. Когда в деревню приезжал шаман, вызывать дождь.

- Вот то же самое и делай, что в детстве: стой и смотри. Когда я уйду наверх, подойди к костру поближе, чтоб не мерзнуть.

- А дрова надо подкладывать?

- Нет, костер не погаснет, пока я не вернусь. И… не уходи никуда. Мне надо, чтоб меня кто-то поддерживал снизу, высоко лечу…

Млад скинул полушубок и поежился - рубаха захлопала на ветру, в рукава и за шиворот полез снег. Стоило снять треух, как в уши дунул ледяной ветер, взлохматил волосы, сжал затылок крепкой рукой. Млад развязал пояс - даже на лютом морозе не так тяжело раздеваться, как на ветру. А когда он снял рубаху, то вдруг вспомнил о празднике на капище, о девочке, плясавшей в метели и в огне, и о том, как гадал девушкам на суженых. А если он не вернется сверху?

- Я хотел сказать тебе, - окликнул Млад скучавшего, задумчивого Родомила. - Я сегодня гадал девушкам на празднике. Будет война. Большая война. Конечно, будущего не знают даже боги, и мы вольны его менять, но ты скажи об этом князю, ты же видишься с князем… Может быть, зная о надвигающейся войне, он сумеет ее предотвратить? На войне погибнет много наших людей.

- Сам скажи об этом князю, - неожиданно зло ответил Родомил, - тебя он послушает скорей.

- Да мне как-то неловко… - развел руками Млад. - Кто я такой, чтоб говорить с князем?

- Ничего, ты уж как-нибудь. И что ты стоишь голый на морозе? Смотреть же холодно!

Млад накинул на себя залатанную на груди пятнистую шкуру - спасибо шаманятам. Ветер поднял мех дыбом и тряхнул ее свободные полы - шкура защищала от холода, но не спасала от ветра.

Тяжелые обереги на грудь и на запястья, маску. Млад скинул валенки, надетые на босу ногу, - снег, набившийся в них, давно растаял, и на ветру ступни едва не свело от холода. Он надел обручи на щиколотки и вытащил из мешка бубен.

- Ну что? - вздохнул он, переминаясь с ноги на ногу, и посмотрел на Родомила. - Мне пора.

- А знаешь, в твоем наряде что-то есть… - усмехнулся тот. - Что-то дикое, звериное…

- Шкура, - улыбнулся Млад, хотя отлично понял, что Родомил хотел сказать.

- Нет, дело не в шкуре. Глядя на тебя, я думаю о своих пращурах, живших в лесу и не знавших власти и серебра.

Млад кивнул:

- Теперь просто смотри. Ты почувствуешь… ты поймешь, о чем надо думать…

Он ощутил волнение - дыхание участилось, стало легким, в груди сладко заныло от предчувствия подъема: наконец-то. Нельзя подниматься так редко: появляется голод, и в жизни этот голод не лучший помощник.

Ветер плясал вместе с ним, взвивая снег вверх по мановению рук и бросая его обратно в сугробы. Живой, первородный огонь то гудел, взлетая к верхушкам деревьев, и ослеплял могучими сполохами, то стелился к ногам побежденным зверем, то, хлопая, рвался в стороны, словно хотел убежать. Тело перестало чувствовать холод ветра и жар костра, песня клокотала в горле - то по-звериному грубая, то божественно сильная и ясная, и ветер подхватывал ее, возносил к низким тучам, эхом разбрасывал по лесу, и подвывал, и вплетал в нее свой звенящий голос. Бубен в руках неистово бился, чеканно клацали обереги, и дрожала земля.