Василий Сахаров - Булавин 1-2(СИ)

- Никак нет, государь.

Дьяк покинул нас, и молодой император спросил:

- Можешь что-то посоветовать?

- Могу, только ведь ты и сам все видишь, и верное решение уже принял.

- И все же, хотелось бы тебя услышать.

- Ладно, слушай. Армию Репнина отведи к Смоленску, а денег Лещинскому ни рубля не давай, перетопчется. Конечно, он станет войной грозиться и шведами тебя пугать. Да вот только Карлу Двенадцатому не до него, и восемь тысяч солдат из корпуса Крассова, которые Лещинского охраняли, скорее всего, уже покидают Речь Посполитую и уходят в Померанию. А сам по себе король Станислав никто и звать его никак, шляхта на войну не подпишется и страна разорена, так что максимум неприятностей от ляхов, это набеги и провокации, но Репнин, если ему хвоста накрутить, с этим разберется.

- Как у тебя все легко и красиво получается.

- А чего мне суетиться? Окончательное решение все равно за тобой, так же как и ответственность.

- Верно. - Алексей встал и, кивнув в сторону своего лагеря, спросил: - Может быть, все-таки со мной?

- Нет, Ваше Величество, ты сам по себе, а я сам по себе. Но если тебе понадобится помощь, а я смогу тебе помочь, то ты знаешь, где меня найти.

Император Всероссийский протянул мне правую ладонь, и я пожал ее. Рукопожатие вышло по-мужски крепким, еще один явный признак того, что на Руси появился приличный государь. Затем, не говоря никаких лишних слов, мы раскланялись и, одновременно, развернулись на выход. На ближайшее десятилетие у каждого из нас свой жизненный путь, а пересекутся наши тропки или нет, того мне знать, не дано.

Я вышел из павильона и полной грудью вдохнул свежий ветерок, который прилетел с верховьев Дона. Как там пелось в песне группы "Сектор Газа", которую любил слушать сосед Богданова? "Классно если, здоровый ты и сильный бугай, повалялся, погулял по травке, и бухай". Конечно, бухать, у меня потребности нет, а вот насчет всего остального песня права, и жизнь хороша, и жить хорошо.

Тем временем, началась уборка павильона. Охрана с обеих сторон начинает покидать свои посты, и я обратил внимание на то, как неслась служба у наших воинов и у русских гвардейцев. Как я уже говорил, на страже стояла рота преображенцев и сотня пластунов. Однако в самом начале царские офицеры были удивлены тем фактом, что рано утром возле павильона находилось только пятьдесят человек вместе с пятью есаулами. Весь день они втихую посмеивались над этим, мол, казаки не могут сотню справных бойцов набрать, и потому выставили на стражу вполовину меньше воинов, чем было изначально заявлено. Теперь же, когда переговорный процесс окончен и дело к вечеру, их улыбки исчезли, так как оказалось, что вся пластунская сотня находилась на месте, вот только на виду было всего пятьдесят казаков, а другие пятьдесят стали появляться только в самом конце всего мероприятия.

Лишь прозвучали команды есаулов, и начали подниматься целые пласты дерна и травы, и из-под земли появились до зубов вооруженные пластуны, которые сутки просидели в засаде и никто их обнаружить не смог. Как говорится, на лицо две военные системы, одна рассчитанная на жесткую дисциплину, а другая на эффективность и сохранение жизни бойца. Преображенцы в парадной форме стоят на виду, надраенные штыки на солнце сияют и богатырская грудь колесом, все как положено, идеальные мишени, а казаки все это время их на мушке держали и были готовы к тому, что придется придти на помощь своим атаманам. Так вот.

В Козлов, я вернулся вместе с пластунами и застал в городке необычайную суету. Понятно, что армии готовятся к возвращению домой, и должны заниматься сбором имущества и комплектованием обозов. Но все равно, что-то было не так, и никто не мог сказать ничего конкретного. Люди знали, что все атаманы и представители независимых государств собрались на экстренный сход, и это не к добру.

В общем, получить достоверную информацию можно было только непосредственно от должностных лиц, и вскоре я был в доме князя Воротынского, бывшего Козловского воеводы. Оставил Будина во дворе, прошел в дом и в большой горнице застал около двадцати человек самых важных верховодов, которые о чем-то спорили.

Само собой, в разговор встревать не стал, не по чину мне, поэтому остался у дверей и спросил Василя Чермного, который находился здесь же:

- Василь, что случилось?

- В Астрахани беда. Город снарядил торговый караван к персам и направил его в Ардебильский домен. Добрались хорошо, остановились в портовом городке Астара, и торговля вроде бы пошла, а тут местный сатрап, узнал, что Астрахань независимый город, на товары позарился, и приказал все отобрать. Купцы и солдаты из охраны, ясное дело, в драку кинулись, и городским воякам сопротивление оказали. Первые пару приступов на порт и на их склады отбили, но когда армия подошла, то не сдюжили. Короче говоря, персы половину наших людей положили, почти сто семьдесят человек, другая половина порт подожгла и морем домой ушла. Это война.

"Вот тебе и независимость, - подумал я в тот момент. - Только из одной войны выбрались, как в другую влезли, попроще, конечно, персидские туфенгчи и гулямы, далеко не русская пехота и драгуны, но тоже не в радость, так что драться все равно всерьез придется".

В это утро, как обычно, молодой государь Российской империи Алексей Второй расположился в кабинете своего покойного батюшки в Преображенском дворце и, глядя на заваленный бумагами стол, на некоторое время впал в ступор, так как просто не знал, за что взяться в первую очередь. Отчеты. Доклады. Челобитные. Жалобы. Прожекты. Доносы. Письма. Стопки бумаг, каждая важна, и требует его личного внимания или подписи с резолюцией, а он не может разорваться на части. Конечно, помощников хватает, "птенцы гнезда Петрова", в большинстве своем, все еще в строю, но на многих из них положиться нельзя, и пока нет им замены, только жесткий контроль со стороны императора дает гарантию того, что дело будет сделано именно так, как он приказал.

"Надо что-то менять", - подумал Алексей и вспомнил, как его батюшка планировал создать Сенат, который бы и взял на себя управление государством. Сделать этого он не успел, но прожект сохранился.

"Решено, необходимо облегчить себе жизнь", - решил император и, зарывшись в кипы бумаг, вскоре обнаружил папку с черновым вариантом указа о власти и ответственности Сената. Он просмотрел этот серьезный документ, на десяти листах расписывающий деятельность будущего управленческого аппарата, сделал несколько исправлений, и пробежал глазами по списку будущих сенаторов. Девять человек: князь Петр Голицын, граф Мусин-Пушкин, Стрешнев, князь Михаил Долгорукий, генерал Самарин, Племянников, князь Григорий Волконский, Опухтин и Мельницкий. Обер-секретарем должен был стать Анисим Щукин. Кандидатуры вполне предсказуемые, влиятельные люди империи, не самые большие фигуры, а крепкие середнячки.