Борис Гринштейн - ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ

Хвостову в тот раз пришлось отправляться "на дело" в одиночестве так как Давыдов получил другое задание. Узнав, что из Петропавловской Гавани вернулся командуя казённым транспортом "Охотск" лейтенант Владимир Штейнгель, сын секретаря Главного Правления, Резанов пригласил того на обед для знакомства. Следующие три дня тесно общаясь с молодым офицером Николай Петрович составил о нём представление и приказал немедленно оставить службу и отправиться в Америку для исследования бассейна реки Орегон. Доставить его туда на "Авось" должен был Давыдов.

Покинув 27 сентября порт Охотск, "Юнона" взяла курс к сахалинской губе Анива, в которой оказалася 6 октября. На следующий день лейтенант Хвостов в сопровождении 17 вооруженных матросов высадился на берег, где произошла его первая встреча с сахалинцами, которым он пытался жестами внушить, что корабль нуждается в питьевой воде. На следующий день лейтенант Хвостов вновь высадился на берег. "Показывая на судно, одарил всех платками и разными безделицами, на тоена или старшину селения надел лучший капот и медаль на владимирской ленте при троекратном из шести ружей выстреле, с судна на каждый залп ответственно из одной пушки. Старшине при медали дал лист, на котором написано "1806 года октября 6-го дня Российский фрегат "Юнона" под начальством флота лейтенанта Хвостова, в знак принятия острова Сахалина и жителей оного под всемилостивейшее покровительство российского императора Александра I, старшине селения, лежащего на восточной стороне губы Анива, пожалована серебряная медаль на владимирской ленте. Всякое другое приходящее судно, как российское, так и иностранное, просим старшину сего признавать за российского подданного".

Как писал Хвостов, в связи с тем, что он спешил в Америку, не стал описывать Анивский залив, а первым делом решил искать поселения японцев. Продолжая свои встречи с айну, ему удалось выяснить, что в одном из селений осталось на зимовку несколько японцев. 11 октября "Юнона" приблизилась к этому селению и лейтенант Хвостов в сопровождении 22 вооруженных членов команды высадился на берег, где в большой казарме увидел четырех японцев и 70 молодых айну, которых японцы использовали на работах. Хвостов представился им, сказал, что он русский, и просил его не бояться. Японцы в свою очередь представились, а затем, как пишет Хвостов, "потчивали нас пшеном и вместо ложек дали палочки, которыми ни один из нас есть не мог" Хвостов с юмором далее поясняет, что не смогли они есть палочками "еще более потому, что видели много японских сараев и думали, ежели они со пшеном, то и после успеем".

Пока старпом лейтенант Карпинский и подмастерье Корюкин занимали японцев разговорами, Хвостов незаметно выскользнул из казармы и бегло осмотрел рядом стоящие сараи и магазины. Хотя они и были заперты, но Хвостов определил, что они не пустые и "решился не отлагать время далее".

Далее лейтенант Карпинский с тремя "человеками" занял в казарме южные, а подмастерье Корюкин - западные двери. Семь безоружных матросов с веревками в руках окружили японцев и схватили их. Японцы закричали, и перепуганные айну бросились к дверям, смяли выставленный Хвостовым караул и вырвались из казармы. Один из японцев был настолько силен, что с ним едва справились три матроса, но все-таки троих связанных японцев отправили ялом на "Юнону", а одного оставили при себе.

Когда оставленный японец открыл магазины и сараи, Хвостов прямо ужаснулся от обилия хранившихся в них товаров и "чтобы не терять времени даром приказал из магазина, который наполнен был пшеном, таскать оное на свои гребные суда".

Хвостову "оставалось только пожалеть о том, что не только всех магазинов, но и одной крыны не в силах погрузить, потому что судно было очень нагружено".

Учинив разбой с японцами, Хвостов, тем не менее, не забыл аборигенов, которым в "поощрение" отдал на разграбление один "наполненный" магазин для них, в оплату за то, они помогли в погрузке японских товаров на судно. Сахалинцев долго уговаривать не пришлось, и через полчаса они сарай опустошили, а затем стали помогать русским перевозить захваченный рис на судно. Всего за этот день четыре японских и несколько айнских лодок дважды доставляли награбленный товар на борт. До 1000 пуд риса, свыше 100 пуд соли, а также неводы и посуду. Хвостов только сожалел, что "судно наше чрезвычайно грузно и чрезвычайно утеснено".

Когда добычу размещать на "Юноне" уже было негде, лейтенант Хвостов "позволил" сахалинцам брать из японских магазинов все, что они захотят.

В этот же день Хвостов приказал своим подчиненным поджечь три японские сарая, в которых хранился заготовленный японцами строевой лес, доски и невода. Пожар стал быстро распространятся и грозил перекинуться на недалеко расположенное селение айну, поэтому русским морякам пришлось его тушить. Увидев такое старание команды фрегата, которая спасла юрты аборигенов от уничтожения, последние от испуга пришли в себя, "поднимали руки кверху, радовались и скакали".

А как же оценивали вышеописанные разбойничьи действия российских моряков историки? Советский историк Э.Я. Файнберг, например, писала: "6 октября Хвостов прибыл в залив Анива. После обследования побережья русские раздали айну часть продуктов из японских складов". И все - о разбое ни слова. Далее автор пишет: "В одном из селений возник пожар. Хвостов "юрты природных жителей во время пожара защищал своими людьми". Прямо хоть плачь от умиления - так самоотверженно вели себя российские моряки.

Планируя вторую экспедицию, Хвостов предупреждал российские власти, что не ручается, "проходя мимо Матмая, когда случится увидеть селение соразмерно силам нашим, что оставлю оное без покушения, может быть, что сие не столь хорошо примется, но думаю нет разницы, на Сахалине ли, на Матмае ли, или в другом каком месте причинить вред японцам тем более еще, что в инструкции сказано: пленников взять где не встретится только проявить человечество, исполнение чего всегда и везде для каждого из нас будет первым правилом".

Перед выходом из Петропавловской гавани он отдал письменную инструкцию мичману Давыдову, в которой приказал описать 7-й остров Курильской гряды (Шияшнекотан), а затем следовать в губу Анива на соединение с "Юноной".

Как следует из судового журнала Давыдова, 4 мая 1807 года корабли вышли в море, а 19 мая он уже высадился на остров Итуруп к замеченному селению. Его встретили два японца и пригласили войти в дом, где угощали рисом, борщом, прекрасною копченою рыбою и курительным табаком. Такой прием тронул храброго мичмана и он был даже вынужден признается, что "отклонил меня от всякого неприязненного поступка"

Как удалось Давыдову выяснить, "заведение японцев было сделано для соления рыбы, работы отправлялись курильцами, а малое число японцев надсматривали только над ними. Два магазина, сделанные из травы и жердей, были набиты солью, соленой и сушеной рыбою и жиром рыбьим в боченках или закупоренных кадках, да еще два деревянные были заперты и я не хотел смотреть, что там есть".