Борис Гринштейн - ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ

Забудем на время те, рассказанные самим Фёдором Ивановичем анекдоты, что гуляли по петербургским салонам в начале века. И постараемся найти реальные факты о его кругосветном путешествии и робинзонаде. Несомненно противостояние Толстого Крузенштерну. Более того, он враждовал со всеми офицерами "Москвы". Достаточно вспомнить о дуэли, произошедшей у берегов Бразилии, в виду города Ностера-Сенеро-дель-Дестеро. Здесь "Москва" пять недель простояли на якоре.

"Один из самых прославленных дуэлистов граф Толстой, поссорившись с морским офицером, послал тому вызов на дуэль, который был отклонен под тем предлогом, что граф слишком ловок в использовании оружия. Тогда Толстой предложил драться на пистолетах - лицом к лицу, но и это моряк отклонил, настаивая на поединке в соответствии с тем, что он назвал морским способом. Способ этот заключался в том, что противники, схватившись друг с другом, прыгают в воду, победа же присуждается тому, кому удастся не утонуть. Теперь, в свою очередь, граф отказался от предложения, сославшись на неумение плавать, в ответ на что противник обвинил его в трусости. Тут вдруг граф рванулся к нему и, схватив, бросился вместе с ним в море. Их обоих, впрочем, вытащили из воды, но морской офицер получил некоторые травмы и захлебнулся".

Действительности, неупомянутый по имени офицер, лейтенант Ромберг, после той дуэли провёл в постели несколько дней. В дальнейшем моряки опасались задевать Федора Ивановича и следующий инцидент произошёл уже на острове Нукагива. В тот раз граф бросился с кулаками на капитан-лейтенанта Крузенштерна, был скручен и посажен под домашний арест. Но и сидя под замком в своей каюте Толстой всячески возмущал матросов, обвиняя капитана в бунте против императора.

Следует заметить, что эти эскапады происходили в момент обострения противостояния Резанов-Крузенштерн. Граф явно поддерживал своего начальника, а офицеры, после бразильской морской дуэли его побаивались. И до них дошли слухи о том, как Толстой вызвал на дуэль своего командира, полковника Дизена, а когда тот отказался запросто надавал тому оплеух и всё же вынудил стреляться.*(3)

Было ясно, что критическая ситуация требует какого-то разрешения. Крузенштерн за предыдущие проступки уже сажал Толстого под арест; теперь он вынужден был дать ему более серьезное предостережение:

"Вы играете в опасную игру, граф, не забывайте, что я пользуюсь абсолютной властью на корабле. Если вы не измените ваших привычек, я буду вынужден выбросить вас в море".

"И что с того? - спокойно ответил Толстой. - Море - не менее приятное место, чтобы быть в нем похороненным, чем земля". Он не мог заставить себя прекратить проповедовать матросам идеи бунта, и капитан снова вызвал его. "Граф, - сказал он опять, - вы возмущаете команду корабля и задеваете мой авторитет. Если вы не дадите мне слова вести себя надлежащим образом, я высажу вас на необитаемый остров - один из них как раз у нас перед глазами".

"Так-так! - воскликнул Толстой. - Похоже, вы пытаетесь запугать меня! Бросайте меня в море или выкидывайте на пустынный остров - для меня это безразлично. Но боюсь, что пока я нахожусь на борту, я должен буду продолжать создавать неприятности вокруг вас".

Так что утверждение о высадке Федора Ивановича на остров Гаваика вполне оправдано и подтверждается очередной мюнхгаузеновской историей графа о том, как он приобрел необыкновенную власть над королем Камехамеха, которого, словно собаку, тренировал в бегании подле себя на четвереньках. С криками "Пиль! Апорт!" Толстой снова и снова кидал в море палку, за которой Его Величество тут же бросался и вприпрыжку возвращался обратно уже с трофеем в зубах. Эту историю со слов дяди описала Мария Федоровна.

Оставим историю с Камехамеха на совести Федора Ивановича. Все одно невозможно теперь установить, где он бродяжил следующие два месяца. Вновь наш граф появляется в письма Моисея Баркана своему брату Аарону на Оаху. "Явился тут некий русский шлемазл и утверждает, что он граф. Судя по его отрёпьям и татау, что по утверждению мастера Тати сделана на Нуку-Хива, можно подумать. Но водку пьёт как казак месяц просидевший на гауптвахте. Кроме того доподлинно известно, что в Каракакойя заходил большой русский корабль под военным флагом. Так что я предпочёл поладить с этим "графом", снабдил его одеждой и поселил в хижине у плантации папайи. Г.Янг, которого я на всякий случай пригласил, возмутился этим, но у меня Беелка заневестилась, а этот жеребец выдувая по четверти (3 ведра за 2 недели, представляешь?) охапками таскает к себе в хижину вахине и, вроде бы все они остаются утром довольны. Не знаю какой он граф, но что русский- точно.

С Янгом они поладили быстро и тут же сели играть в карты. Этот граф, фамилия его кстати Толстой, прежде чем я спохватился проиграл г.Янгу 25 вёдер моей водки. Конечно водка не моя , а г.ван-Майера, а г.Янг утверждает, что граф платежеспособен и даже согласился графову расписку на 36 вёдер водки подтвердить своею подписью.

Сам понимаешь, мне такой гость ни к чему и, т.к. он спешил добраться до русских владений я тут же его огорчить тем, что судно за водкою и фруктами придёт не ранее мая. А вот если он доберётся до Ваимеа на Кауаи, то оттуда с грузом сандала можно отправиться в Макао, а там уж и до России рукой подать. Тут граф насел на г.Янга с просьбой дать ему какое судно, а тот пообещал тонгиаку*(4). Ну дай Б-г скоро уберётся."

Но наш граф так просто не убрался. До прихода тонгиаки и ещё неделю после он устроил себе экскурсию по местным достопримечательностям. Да и как мог Федор Иванович не отправиться к входу в ад. Он бы себе такого никогда не простил. Мы знаем об этом от Тертия Борноволокова. Услышав от Толстого об огненных озёрах и лавовых пещерах, Тертий бросил всё и отправился на Большой остров "дабы узреть сии чудеса природы". Как и Федор Иванович он наблюдал лавовые озёра, поднимался к леднику Мауна-Кеа, чуть не погиб при извержении Хуллалалаи и доходил до жилища богини вулканов Пеле, кратеру Халемаумау. Итогом этого путешествия стала книга "Описание природы вулканов Оваики".*(5)

В Ваимеа Толстой прибыл не ранее середины сентября. Погостил у Яна Ван-Майера и отдолжил у него 1500 пиастров для возвращения в С.Петербург. Затем перебрался в имение к Тертию, с которым очень хорошо поладил. Но уже 4-го октября сев играть в штос с капитаном ОКейном и Натаном Уиншипом, младшим компаньоном совладельцем "Эклипса", просадил всё и вдобавок ещё 3200 пиастров под честное слово. Федор Иванович бросился в контору КЮМ, но Ян отправился с инспекцией в отдел на Оаху, а управляющий ван-Кройз. не мог распоряжаться кассой. У Тертия подобных сумм и в заводе небыло. Тогда граф кинулся в контору РАК, но приказчик Прохор Наквасин также не располагал необходимой суммой в наличности да и не имел прав проводить кредитные операции.