Андрей Онищенко - Миссия Звезда Хазарии или Око Кагана

Присутствующие в страхе притихли. В юрте ханского совета повисла гнетущая тишина. Смех Аджи хана оборвался сам собой. В негодовании, он наградил Ата хана таким взглядом, наполненным лютой ненависти, словно хотел испепелить того заживо.

– Ата хан прав! Так гласит наш закон и заветы предков, и никто не может их изменить! – глубоко вздохнув, констатировал факт алгысчан кази.

Аджи хан окинул взором собравшихся, но поддержки среди них не нашел.

– И что же может случиться за это время? Кто посмеет меня в чем-то обвинить? Кто сможет бросить мне вызов? – в негодовании прокричал он.

– Я!

Войлочный полог, прикрывавший вход откинулся, и внутрь юрты вошли двое воинов. Аджи хан, словно ужаленный, резко повернулся на голос:

– Кто посмел бросить мне вызов?

– Кара-Кумуч! – раздались удивленные голоса под сводами юрты.

– Я! – спокойно ответил второй воин.

Аджи хан оценивающе посмотрел на него:

– Ничего особенного. Волевое лицо, темно-русые волосы до плеч, густая черная борода, прикрывающая слегка выпуклые скулы, крепкое телосложение. Кто он такой? – задался вопросом Аджи хан. – Я его раньше никогда не видел. Не похоже чтобы это был простой пастух. Прямой меч в ножнах, не такой, как у наших воинов, но одет по-нашему. И все же, в его облике что-то не то. Он чужой, не из рода куманов, – осенила мысль Аджи хана.

– И в чем же ты смеешь меня обвинять? – нарушив паузу, гордо произнес Аджи хан.

– Я обвиняю тебя в том, Аджи хан, что ты вероломно похитил и удерживаешь в неволе сестру моего друга, Кара-Кумуча!

– Зачем она мне. У меня своих невольниц и женщин в роду предостаточно! – выражая глубокое удивление, соврал Аджи хан.

– Ты совершил это злое деяние для того, чтобы убитый горем отец, оплакивая потерю дочери, не мог присутствовать на совете и голосовать против тебя. Ты боишься Ата хана! Кроме того, я обвиняю тебя в подготовке к кровавой междоусобицы против неугодных тебе ханов и подкупе других. Все то, что я здесь произнес, я могу подтвердить своей клятвой. Ты, Аджи хан, негодяй и лжец, и поэтому я вызываю тебя на поединок чести!

– Да кто ты такой, чтобы предъявлять мне такие обвинения? – в негодовании воскликнул будущий хозяин степи.

– Я, твоя совесть, Аджи хан!

Внезапно, в мозгу у Аджи хана, всплыли слова предсказания покойного Берке:

– И придет богатырь из земли урусов, и останется он жить в Великой Степи. Сокрушит он твое могущество и навеки упокоит твое тело у подножья священной горы, а людей твоих и весь род уведет за собой в неведанные дали!

– Значит, он все же пришел, – молнией пронеслось в голове, – не может этого быть! Абаасы твердо обещал устранить его? Наглый лжец! Видать не по зубам черному каму изменить предсказание Великого Берке! – с горечью подумал он.

Треск цикады, случайно залетевшей в шатер, нарушил создавшуюся тишину. Собравшиеся на совет ханы с интересом выжидали конца интриги разворачивающихся событий. До конца оценив трагичность своего положения, Аджи хан обомлел, в его душу заполз холодок, который теперь изнутри разъедал его, до того момента, непоколебимую храбрость. Неожиданно, на выручку своему будущему властителю пришел хитрый алгысчан кази:

– Как тебя зовут, богатырь? – задал он вопрос, заполняя этим повисшую томительную паузу.

– Илья.

– У тебя христианское имя, а откуда ты родом?

– Из северных земель.

– Ты хорошо владеешь нашим языком, откуда ты его знаешь?

– Меня научила мать!

– Твои обвинения слишком серьезны. Можешь ли ты поклясться в правоте своих слов?

– Видит Бог, я приношу эту клятву!

– Знаешь ли ты, что поединок будет длиться до смерти одного из вас?

– Да!

– И ты не боишься умереть, Аджи хан считается одним из самых искусных воинов нашего народа?

– На все воля Божья, а на моей стороне святая правда!

Удовлетворенный ответами Ильи, алгысчан кази обратился к собравшимся на совете ханам:

– При всем желании сторон, этот поединок не может быть осуществим!

Гул неодобрительного возмущения послужил ответом. Аджи хан внимательно поглядел на старца, стараясь разгадать, к чему тот клонит.

– Уважаемые братья, – продолжал вещать алгысчан кази, – наш древний закон гласит, что любой, даже самый захудалый пастух, может вызвать на поединок чести, до восхода солнца, претендента на титул Великого Хана, если он клятвенно докажет вину коего или уличит того во лжи!

– Урус поклялся в своей правоте! – перебивая друг друга, наперебой, выкрикивали ханы, в предвкушении интересного зрелища.

– Все это так. Вы абсолютно правы, но следуя древним традициям, человек, осмелившийся бросить вызов претенденту, должен быть нашего роду племени, а на данный момент это просто чужеземец!

Мнения внутри шатра разделились. Кто-то поддерживал хитроумного старца, кто-то был против, считая, что нет никакой разницы. Эти споры могли продолжиться слишком долго и затянуться до самого утра, если бы их не перебил голос Аджи хана:

– Скажи, алгысчан кази, что говорит закон, о том, как следует поступить с человеком, осмелившимся оскорбить Великого Хана?

– По этому поводу, традиции наших предков гласят о том, что если иноземец затронул честь Великого Хана словом или делом, то он подлежит немедленному аресту и казни на утренней заре, путем распятия между четырех коней в чистом поле. В момент, когда покажется солнечный диск, всадники пустят своих коней на четыре стороны света и проскачут без остановки четыре версты, затем части тела казненного оставляются не погребенными на съедение диким зверям. Со смертью иноземца, смывается и позор с репутации Великого Хана.

Нужно будет поближе приблизить этого старого хитреца и возвеличить над другими глупцами, – про себя подумал Аджи хан, а вслух произнес другое: – немедленно схватите этого наглеца!

Кара-Кумуч выхватил из ножен саблю и закрыл Илью своим телом, не подпуская стражу.

– Что еще. Это акт неповиновения власти Великого Хана? – грозно произнес Аджи хан.

– Вы забыли маленькую деталь, уважаемый алгысчан кази, – не обращая внимания на Аджи хана, спокойно молвил Кара-Кумуч, угрожая при этом обоим стражникам обнаженным клинком.

– Это какую? – устало спросил тот.

– В его жилах течет наполовину наша кровь.

– Человек, рожденный от нашей женщины в неволе, не может считаться куманом!

– Это не так, – вмешался в их диалог Илья, – мой отец русский боярин, а мать половецкая княжна из рода хана Кончака, которого, к сожалению, нет на вашем совете. Моя мать никогда не была невольницей, а я свободный человек!

– Ну, что же, это обстоятельство в корне меняет дело, – недовольно произнес алгысчан кази и сделал знак рукой страже, указывая чтобы те, оставили арестованного в покое. – Но ты другой веры?