Андрей Онищенко - МиссияКрест Иоанна Грозного

– Ну, что же, я не забуду твоего дружеского поступка.

Вальтер хотел протянуть руку, но наложенные шины не дали ему сделать этого. Илья, видя попытку немца, через стол, молча похлопал его по здоровому плечу. На столе уже дымилось вареное мясо, источая приятный запах, глиняные кружки были наполнены, когда в землянку вошел Василий. Скинув полушубок и потирая замерзшие руки, он направился к столу, на ходу обращаясь сразу ко всем.

– Что сидите! А почему так скучно? Только что прибыл новый Главный Воевода, через три часа он объявил общий смотр войску, так что нужно побыстрее поесть и собираться.

Все молча начали есть. Вальтеру видимо было неудобно одной рукой справляться с большими кусками мяса, поэтому, отказавшись от обеда, он обратился к Илье.

– объясни мне, я никак не возьму в толк, почему вы русские, даете присягу одному Государю, а в итоге бежите служить к другому, непонятно откуда взявшемуся Самозванцу, ладно мы наемники, служим тому, кто лучше платит.

Илья пожал плечами, прожевал большой кусок мяса, запил добрым глотком хмельного меда.

– Не знаю. Русский народ очень легковерный, наверное, он хочет видеть в Самозванце доброго царя. И еще, связанные присягой роду Рюриковичей, люди сомневаются в законном занятии престола Годуновым. Если Дмитрий жив, то присяга Годунову, по сути, не имеет смысла.

Удовлетворенный ответом Розен, глядя как все вокруг, уплетают мясо дичи, взял в левую руку кусок мяса и принялся за еду.

Василий Шуйский не хотел ждать и немедленно двинул войско к Севску, где Самозванец, смелый в своем отчаянном положении, имея всего пятнадцать тысяч конных и пеших, вышел из города и встретился у деревни Добрыничи с войском Годунова, насчитывающим около семидесяти тысяч человек. Дмитрию донесли местные жители, что вся русская армия собралась на ночлег в деревне Добрыничи. Он решил внезапно атаковать ее, предварительно подпалив деревню с двух сторон. Однако русские дозоры поймали поджигателей, и войско Шуйского и Мстиславского успело подготовиться к бою. Обе стороны ждали рассвета. Дмитрий молился, как и в день прошлой битвы, он решил разделить свое немногочисленное войско на три части, выбрав для первого удара четыреста ляхов и две тысячи русских всадников. За ними, в случае прорыва должны были идти восемь тысяч конных казаков, а четыре тысячи пеших воинов с пушками должны были довершить, по его замыслу, остальную операцию.

Утро двадцать первого января 1605 года началось сильной пальбой из пушек с обеих сторон. Многочисленное московское войско не шло вперед, оба его крыла примыкали к деревне, в центре которой стояла пехота с огненным снарядом. Сторожевой полк был атакован Самозванцем и отброшен к Добрыничам. Основной удар Дмитрий наносил по правому крылу неприятеля, которым командовал князь Мстиславский, рассчитывая отбросить его за реку Сев. В первой линии русских войск находились отряды немецких, голландских и русских наемников. Дмитрий, несясь впереди на борзом карем аргамаке, держа в руке обнаженный меч, вел свое войско долиною, чтобы стремительным натиском разрезать армию Годунова между деревней и правым крылом. Князь Мстиславский, еще слабый от ран, угадал мысль Самозванца и двинул свое крыло вперед, чтобы остановить и опрокинуть неприятеля. Однако Дмитрий, как истинный витязь, оказал необыкновенную смелость. Сильным отчаянным ударом, он смял россиян и погнал их. Несмотря на мужественное сопротивление наемных дружин, он прорвал их оборону. Илья со своим отрядом, повинуясь команде Якова Можерета, начал медленно отступать к деревне теснимый польскими всадниками. Пехота пропустила их в центр Добрынич, где за возами с сеном укрылись стрельцы с пушками и пищалями. Кавалерия Дмитрия кинулась на московскую пехоту, которая ждала, не трогаясь с места, будто в оцепенении и вдруг залпом из сорока пушек и из десяти тысяч ружей поразила неприятеля. Все было кончено. Казаки, которые неслись вперед довершать легкую победе своего героя, видя, что она не их, обратились в бегство. Сначала побежали запорожцы, за ними донцы. Пехота Дмитрия, видя бегущих казаков, побросала пушки и ружья и разбежалась в разные стороны. Сражение было проиграно, раненный Дмитрий, уцелевший от смертоносного огненного залпа московской пехоты, в беспамятстве от страха, бежал назад.

Русская конница, увидав, что враг бежит, перешла в контратаку и довершила разгром. Дружина Ильи, гнала и разила удирающего неприятеля на протяжении десяти верст, взяла несколько трофейных знамен и немало пленников. Однако воеводы Шуйский и Мстиславский не использовали свой крупный успех и не организовали настойчивого преследования разгромленных войск Самозванца. В результате раненный Дмитрий, досадуя на поражение и на трусость казаков, ускакал в Рыльск. Рана его была легкой и не опасной и, не видя для себя безопасности в Рыльске, он на следующий день переехал в ближайший к Польско-Литовской границе Путевиль, укрепленная каменная крепость которого внушала ему доверие.

Осип Волохов сменил одежду мирскую на монашескую, а сан дворянский на обличие брата Варлаама. Он сев на коня, отправился в сторону Москвы, а именно в Лавру Святого Сергия Радонежского, где находился двор и Государь. Годунов молился у Святых Мощей и просил у Святого Заступника даровать победу, остановить смуту и братоубийственную войну. По дороге, брат Варлаам, представлялся всем иноком из небольшого пограничного монастыря, безжалостно разоренным дотла поляками. Эта история имела подтверждение, Самозванец действительно отдал на разграбление ляхам несколько православных обителей, братия которых отказалась признать его владычество. И теперь, обойдя Москву и достигнув Тушина, он перед очередным дозором слезно разыгрывал не один раз повторяющеюся душещипательную сцену о том, как воины веры латинской разоряли его родную обитель и глумились над иноками и игуменом. Очередная басня подействовала, дозорные, негодуя на поляков, пропустили бедного скитальца, и дорога к Троице-Сергиеву монастырю была свободна. Брат Варлаам, усмехаясь про себя и радуясь своей изобретательности, пришпорил коня и пустил его во весь опор. Он торопился поскорее достигнуть цели своего пути, чтобы восстановить, по его мнению, справедливость и наказать ненавистного Годунова.

Был у брата Варлаама приятель в Лавре, беспутный инок Соврасий, который служил в монастырской трапезной. С виду Соврасий был достопочтимым и уважаемым братией иноком, верно исполняющим свой христианский и монашеский долг, но, вырываясь за стены Лавры, в его крови сразу начинали играть неудержимые мирские страсти и, предаваясь всевозможным порокам и блуду, он начисто забывал про свой обет, данный Богу. Было у брата Соврасия одно тайное желание, которое он глубоко хранил в глубине своей души и в пьяном бреду один раз проговорился брату Варлааму. С виду скромный и не чем не приметный в своем послушании инок мечтал, когда-нибудь стать настоятелем хоть какой-то захудалой обители, чтобы в безделье и сытности предаться своим мечтам. Он хорошо понимал, что этой мечте не суждено было сбыться, но в глубине души все же надеялся. Именно к этому человеку и торопился брат Варлаам, чтобы сыграть на его страстях и воплотить свой гнусный план в жизнь.