Андрей Онищенко - МиссияКрест Иоанна Грозного

– Ишь как нажрался Кузьма, видать, хорош медок у Дарьи вышел, вон, как горланит песни.

Пьяный Кузьма возлежал на санях. Завидев Варвару с Феклушей, он отхлебнул из полупустого жбана несколько глотков, вытер губы рукавом зипуна и, обращаясь к ним, спросил:

– Что, явились? Ха, ха, ха…

Диакон пьяно рассмеялся, сел на санях и взял в руки поводья. Варвара с Феклушей залезли в сани и уселись поудобнее.

– Но родимая! – тронул с места кобылу Кузьма.

– Ну, как тебе медок? – спросила Варвара.

– Медок то хорош, но я кажись, знаю, куда и зачем вы ходили. Вот домой приедем, обязательно у Мирона спрошу, он наверняка знает, кто в этом лесу живет.

– Зачем это тебе? Что еще удумал, а ну сказывай, что в твоей пустой башке созрело? – Варвара начала наседать на диакона.

Тот лукаво улыбнулся и посмотрел на баб, придерживая лошаденку.

– Вроде люди сказывали, что здесь за лесом ведьма живет, так вы наверняка к ней ходили.

– С чего это ты взял, Кузьма? – осторожно спросила Феклуша.

– А с того. Я вроде не дурак, все вижу, Феклуша, как ты на нового барина смотришь. Вот и ходила ты, наверное, к ней, чтоб порчу навести или чары какие-нибудь напустить на него. Тьфу, на вас! От вас баб глупых чего угодно ожидать можно. Связался я с вами, грех на душу взял. Ну, ничего, как приедем, сразу Мирону и Любаве покаюсь, пусть они решают, что с вами делать, а мое дело сторона.

Кузьма сплюнул и подхлестнул кобылу.

– Но, пошла, старая кляча.

Феклуша переглянулась с Варварой.

– Плохи наши дела, девка. Если Кузьма станет болтать, нам несдобровать.

– Что делать станем, Варвара?

– Чего, чего. Кузьму надобно упрашивать, чтоб не болтал лишнего, ты начинай, а я подсоблю.

– Кузьма, миленький, – начала уговаривать того Феклуша, – не говори ни кому, что нас здесь высаживал, а мы тебя с Варварой отблагодарим.

– Ишь чего удумали, подкупить хотите. Не нужна мне ваша благодарность. Не хочу греха на душу брать по вашей бабьей глупости.

– Чего ты такого говоришь, пьянь ты такая, какой это грех? – вмешалась в разговор Варвара. – Ну, ходили мы в лес, ну и что из того, а ты за это бочонок меду получил, вот и молчи.

– Молчать я не стану, да к тому же бочонок на половину уже пуст.

– Кузьма, миленький, я тебе по приезду новый бочонок справлю, еще больше прежнего, только ни кому не сказывай.

– Трр…

Кузьма остановил лошадь.

– Бочонок это конечно хорошо, только сначала скажите, зачем в лес ходили, что удумали?

– Да сколько тебе, пустой башке, можно талдычить, – раздраженно произнесла Варвара, – ни чего плохого мы не хотим. Нравится нашей Феклуше новый барин, а он не обращает на нее внимания. Вот мы решили подсобить ему.

– Так значит все же нового хозяина Журавичей охмурить решили. Ну и хитры вы бабы.

– А ты подумай своей башкой, что в этом плохого, – не унималась Варвара, – если наша Феклуша хозяйкой Журавичей станет, то всем нам с этого польза станет. А вот если будешь молчать, и наше дело выгорит, Феклуша тебя не обидит. В благодарность от нее всю оставшуюся жизнь будешь, как сыр в масле кататься. Подумай Кузьма, какая для тебя дурака выгода.

Диакон задумался. В его хмельной голове созревал план на будущее.

– Ну что ж, я согласен молчать, но только пусть Феклуша побожится Святой Троицей, что не забудет моей службы.

– Что ты Кузьма, конечно, как можно…- с радостью согласилась Феклуша, но только и ты побожись, что станешь молчать.

Хитрый диакон дал клятву, троекратно осенил себя крестным знаменем, и всю оставшуюся дорогу до дома троица в санях молчала, не произнеся ни слова. Каждый из них думал о своем. Феклуша об Илье, хитрый диакон о сытной жизни в недалеком будущем, а Варвара о хорошей хозяйке и о теплом уютном доме на остаток дней своих.

Последующий вечер тянулся для Феклуши удручающе медленно. Она сказалась больной и отказалась от ужина, закрывшись у себя в светлице. Ближе к ночи проведать ее зашла Любава и начала расспрашивать о Дарье. На вопросы Феклуша отвечала, рассеяно и невпопад.

– Похоже ты сестрица и вправду больна. Ну ладно, не буду тебя мучить. Отдыхай, а утром поговорим.

Любава ушла, оставив ее одну. Всю ночь Феклуша терзалась сомнениями по поводу своего дьявольского плана. Ежеминутно проверяя наличие заветной скляночки, спрятанной то на груди, то у изголовья постели, она постоянно срывалась среди ночи с места и начинала то горячо молиться, то рассматривать склянку. Она даже хотела передумать, но, утром взглянув, в маленькое тусклое зеркальце на свое измученное лицо с опухшими от бессонницы глазами она решила, что нет другого выхода. Причесавшись и переодевшись в нарядный сарафан, позавтракав на скорую руку, она отправилась на встречу с Ильей.

Илья искренне обрадовался, увидев Феклушу.

– Где ты пропадала, без тебя у меня все валится из рук, – улыбаясь, спросил он.

– Сестрицу старшую перед Рождеством навестить ездила, – отвечала она, – А ты, куда-то тоже собираешься?

– Да вот, немного разобрался с делами, хочу развеяться и навестить соседа, давно тому обещал. Ну что мы здесь с тобой стоим, пойдем в дом, пока Волчонок оседлает коней, мы поговорить успеем.

Феклуша с бьющемся сердцем готовым выскочить из груди, вошла в дом.

– Может, горячим сбитнем с баранками угостишь, а Илья?

– Можно, только я сейчас Матрену кликну.

– Не надо Матрену, я сама схожу, а ты посиди.

Феклуша вышла из горницы и направилась к посудной лавке, у которой возилась Матрена.

– Матрена, поставь самовар, хозяин твой перед дорогой горячего сбитню хочет.

– Так он только что закипел, вон гляди, как пар идет.

Феклуша посмотрела на пыхтящий медный самовар.

– Ты, Матрена, неси его на стол, а я чашки захвачу, а то хозяин твой торопится больно.

Матрена отнесла и поставила на стол перед Ильей самовар и удалилась восвояси. Следом за ней в горницу вошла Феклуша, неся на подносе две чашки. Выждав пока Матрена уйдет довольно далеко и ее нельзя будет вернуть назад голосом, Феклуша разочарованно произнесла:

– Ой, какая я растяпа! Про баранки я же совсем забыла! Может ты, Илья, сходишь за ними, пока я налью сбитень?

Илья не стал возражать и молча отправился за баранками. Выждав пока он скроется за дверью, Феклуша собрала всю свою волю в единое целое, вынула из укромного женского места скляночку, вынула пробку и выплеснула содержимое в одну чашку, совершенно забыв при этом про себя. Наливая из самовара горячий душистый сбитень, от волнения она старалась не расплескать его и не перепутать чашки. Руки у нее тряслись, в ногах появилась слабость, и они стали словно ватные. От нервного напряжения она села на лавку и стала поджидать Илью. Тот не заставил себя долго ждать и вскоре появился на пороге с блюдом, доверху наполненным хрустящими баранками. Поставив блюдо на стол, он улыбнулся Феклуше, но словно, что-то предчувствуя, отодвинул от себя чашку.