Александр Чернов - Одиссея Варяга

Вадик выбрал из стопки шприцов наиболее брутально выглядящий, и положил его десяти сантиметровую иглу острием в пламя спиртовки, на которой медленно дистиллировался раствор красителя. Затем он накинул черный, кожаный фартук, хранившийся в лаборатории на случай работы с кипящими растворами, и повернулся к побледневшим от его зловещих приготовлений Оченькову и солдату.

– Идите, товарищи. За свои необходимые злодеяния я сам перед богом и людьми отвечу, вы тут не при чем. Сейчас я – скальпель, отделяющий гнилую, гангренозную прогнившую плоть от здорового организма России! – замогильным голосом произнес Вадик, – сюда никого не впускать, даже государя императора, паче чаянья тот появится.

Его поза-, поза-, позапрошлая подружка из-за которой он на 2 месяца завис в готской тусовке, сейчас могла бы им гордится. Впрочем, Вадик и правда был на грани того, чтобы засадить идиоту террористу пару иголок под ногти. А потом, в припадке гуманности, обработать раны недоведенным до применения, смертельно опасным стрептоцидом. А лучше всего актер играет ту роль, в которую он сам верит, и которая соответствует его внутреннему настрою. К счастью, до иголок не дошло – Яша оказался не "профессиональным боевиком", а профессиональным агитатором…

Ну, если честно – почти не дошло, клиент раскололся при первом касании его плоти раскаленным металлом, когда и самого Вадика уже почти стошнило. К счастью для них обоих, Яша принял гримасу сдерживаемой рвоты на его лице за оргазм палача садиста и "запел". Он напросился на это задание, чтобы лично свести счеты с сорвавшим его полугодовую работу в порту докторишкой, как только руководство ячейки приняло решение о его ликвидации. Это и объясняло некую топорность работы, обычно не свойственную боевым организациям партии СР.

Спустя полчаса, Вадик уже знал все интересующие его подробности, включая адрес явочной квартиры и фамилии руководителей ячейки. Единственное чего он по прежнему не знал, это ОТКУДА поступил заказ на его ликвидацию. Но – этого не знал и сам Бельгенский, сейчас скорчившийся с кресле, с лужей под ним (гуманность Вадика не распространялась на то, чтобы отводить свежего убийцу в туалет), с ужасом взирая на спокойно курящего сигару и рассуждающего Вадика, ожидая выстрела в голову или укола в вену.

Светская беседа, отягощенная пытками, была прервана острожным стуком в дверь.

– Ну я же русским матерным языком сказал – никого не впускать! Даже государя императора! Если кто из полиции – посылайте их к главному полицмейстеру, – раздраженно вскинулся Вадик, на самом деле обрадованный тем, что его прервали.

Первоначальный запал был весь растрачен на "беседу" с Яковом, и пристрелить его сейчас рука просто не поднималась, но и отпускать его было нельзя, а передавать дело законным властям пока преждевременно.

– А про меня почему не проинструктировал, опять забыл, горе мое? – раздался взволнованный женский голос.

– Душа моя, прости, но сюда тебе нельзя. Подожди меня в зале, минут пятнадцать пожалуйста…

Ну друг ситный, – вполголоса, обернувшись к по-прежнему привязанному к креслу агитатору прошипел Вадик, – вот ведь ирония судьбы. Именно явление особы той самой царственной фамилии, смерти которой вы так искренне добиваетесь спасло вам жизнь.

И, дождавшись облегченного вздоха "подследственного", Вадик зловеще усмехнувшись добавил, -

– На сегодня. Охрана! Этого в подвал, запереть и глаз не спускать. И почему до сих пор полиция меня даже не попыталась побеспокоить?

– Так товарищ доктор, – довольно усмехнулся выворачивая руку Якову кочегар Оченьков, – мы на улице всем растрезвонили, что бомбиста энтого разорвало его же бонбой. Вот они уже час как и пытаются его руки-ноги отыскать. А вас спрашивали, но мы сказали, что вы после взрыва в обмороке, и просили никого кроме государя императора и главного полицмейстера Петербурга не беспокоить.

– Ну все пока, ведите его с глаз долой. Да смотрите, не перепачкайтесь…

И тут Яков, на свою голову решивший, что последнее слово сегодня должно остаться за ним, подал голос. То ли на него повлияло появление зрителей, то ли он хотел доказать самому себе, что его дух не сломлен… Так или иначе, слова он выбрал на редкость неудачные и не подходящие к мизансцене.

– Ползи-ползи к своей великосветской шлюхе, палач царский! Теперь я понял, чем тебя Николашка купил – своей потаскухой-сестрой! Но помни, если я сегодня промахнулся, то другие придут за мной! И рано или поздно, мы до вас доберемся, вот тогда то и тебя, и ее разорвет на мелкие кусочки мяса, как…

Вадик потом как ни старался, не мог вспомнить, как именно он схватил револьвер. Оченьков же, в свою очередь, до конца дней своих при мыслях об этой минуте, зябко передергивал плечами, когда вспоминал ГЛАЗА, своего такого веселого, спокойного и мирного "доктора" – командира… Именно этот взгляд, а вовсе не вид револьвера зажатого в руке доктора, и заставил его ничком броситься на пол. Крик Вадика перекрывался семью выстрелами из нагана, и звучал примерно так:

– Мне б.. БАХ! глубоко по х.. БАХ! как ты БАХ! лаешь меня или Николая, выб.. БАХ!..ок, но Ольгу ты своим сра.. БАХ!..м языком не трогай!!! И х.. БАХ! тебе, а не мое мясо на тротуар, гандон е.. БАХ!..ый!!! И всех гнид, кто за тобой ЩЕЛК! (барабан револьвера опустел, и тот теперь вхолостую щелкал бойком) приползет, я точно так же уничтожу! ЩЕЛК! До кого дотянусь сам, а до кого нет, ЩЕЛК! друзья и товарищи помогут! ЩЕЛК! (поняв наконец, что револьвер пуст, Вадик отбросил его в сторону). Встань, сука! Встань, я тебя своими руками придушу!!!

– Михаил Лаврентьевич, батюшка, да как же он встанет, вы ж ему в пузо раза два попали! – опасливо выговорил, выбираясь из-под тела агитатора и косясь на трясущиеся руки доктора, Оченьков.

В кабинет подобно вихрю, ворвалась Ольга, походя оттолкнув хрупким плечом с дороги весящего не менее центра матроса.

– Что случилось, Ты жив??!! Господи! Спаси и помилуй… А это кто??!! – взгляд ее упал на лежащее в луже расплывающейся крови подергивающееся тело.

– Я… Он… А я… – Вадик никак не мог прийти в себя после первого в жизни убийства, пусть и совершенного "в состоянии аффекта".

– Тут энтот бонбист, он вырваться попытался, да еще и вас порешить обещал, Ваше Высочество, – неожиданно для самого себя пришел на помощь командиру Оченьков, – ну товарищ доктор осерчали, и это… Весь барабан, в общем, в него и выпулили. Больше они уже никому вреда не причинят, не извольте беспокоится!

Постепенно успокаивающийся Вадик благодарно кивнул матросу и попытался увести разговор на другую тему:

– С этим всем я потом разберусь, солнышко мое, а пока пойдем побеседуем с нашими бурятскими товарищами, которые в зале ждут…