Владимир Корн - Золото вайхов

— Так куда же он все-таки собрался, господин Сток? -

— В Гвартрию, Ваше Величество. И еще, леди Янианна. Барон де Койн обладает очень опасными знаниями, источник которых нам совершенно не понятен. В Стенборо, его имении, ведутся работы над созданием оружия нового типа. Существует вероятность того, что де Койн продолжит их уже нна новом месте. Все это вызывает у меня определенные опасения.

Самым правильным было бы убить его, особенно сейчас, когда это достаточно легко сделать. Но он никогда не сможет сделать ничего плохого для Вас, Ваше Величество, а значит, и для всей Империи, в этом я твердо убежден. -

— А теперь выслушайте очень внимательно, господин Сток. Если с Артуа хоть что-нибудь случится, неважно что именно, отвечать будете Вы. Можете быть свободным.

И еще, не откажите в любезности, поторопите, пожалуйста, с каретой. -

Этот камень не может быть фениксом — подумал Сток, провожая взглядом императрицу — для этого он слишком крупный.

Я лежал в постели, внимательно разглядывая лепнину на потолке в углу комнаты. Интересно, как здесь ее делают, тоже из алебастра? Хороший материал, с ним так легко работать, а со временем он становится только крепче.

Проклятый Цаннер, мне удалось выпросить у него только один пузырек с той гадостью, которую он называет обезболивающим. Его я возьму с собой в дорогу, а болит то сейчас. В лекари берут только очень черствых людей, равнодушных к чужим страданиям и Цаннер тому прямое подтверждение.

Герент тоже негодяй, довел меня до того, что даже кричать пришлось, а это очень больно. Ему ясно было сказано, приедет Коллайн с ним и разбирайтесь.

Когда я его спросил — долги у нас есть? — у него сделалось такое удивленное лицо, как будто у меня из ушей черный дым пошел. Нет у нас долгов, а со всем остальным разобраться просто.

Шлон только молодец, приехал он, пока я в отключке был, и Ворона моего пригнал.

И еще Гростар молодец, заметил я входившего в комнату Альбрехта. Нет, не совсем молодец, если судить по выражению его лица. Знает он уже все и сейчас начнется. Я эту песню одну на всех почти с самого утра выслушиваю, с того самого момента, когда Цаннер во всеуслышание заявил, что уже не сдохну. Вернее, после того как сказал, что уезжаю, уезжаю далеко и навсегда, и беру с собой только Прошку. И то только до того момента, пока окончательно не выздоровею, а там пусть и он к дьяволу катится.

Смотрите-ка, все прямо слезу пустили, как же мы без Вас, господин барон. Что-то я ни одного убогого и сирого не вижу. У всех все хорошо, все при деле. Жалко конечно, расставаться со всеми, прикипел уже, чего там говорить. Ну так что теперь, собирать всех и ехать Гвартрию завоевывать, вернее плыть, а еще вернее идти на корабле, туда по суше не добраться. Смешно даже.

Гвартрия. Много чего я про нее слышал, кто что говорит. Но все в одном сходятся — там можно и в рабство попасть и правителем сделаться. Как говорил один мой хороший приятель, хохмач и пошляк — либо у тебя вдребезги, либо у нее пополам. Вот туда мне и надо, чтобы Яну не видеть каждый раз, когда глаза закрываю.

Блин, вроде взрослый человек и прекрасно понимал, что наши отношения не продлятся вечность, а все на что-то надеялся. Не зря она меня сама много раз дураком называла, вон у Шлона внутренняя сущность одна, а у меня такая.

Еще эти письма, письма от дам, их бы уже, наверное, целый мешок получился, если бы я не распорядился сжечь их. Они накопились за то время, что я был в беспамятстве. Столько времени пробыть единственным любовником Императрицы, это ли не лучшая рекомендация.

— Здравствуйте, господин Гростар. Смотрите, я Вам тут на четырех листках фигню всякую написал, может быть что-то и заинтересует, там все подробно изложено. Альбрехт, давай мы объяснимся сразу, чтобы потом уже не говорить об этом. Я уезжаю, уезжаю навсегда, и уговаривать меня остаться не надо, не получится.

Есть у меня к тебе одна просьба — пошли, пожалуйста, Тоторнхорну, дормону вардов, парочку хороших биноклей и мои извинения, что не получится у меня через год дать ему то, что обещал, да и никогда уже не получится. И еще вот что — с этими словами я протянул ему кожаный мешочек величиной с яблоко. Гростар заглянул в него и быстро затянул тесемки.

— Что с этим делать? — спросил он.

— Из нас двоих ювелир ты, так к чему такие вопросы? Делай все, что пожелаешь, Альбрехт. -

Со стуком вошел в комнату Прошка, уже в дорожной одежде.

— Ваша милость, повозка готова. -

Ну, вот и все, пора.

Легкий бриз с моря шевелил занавесками на распахнутом окне. Все тут у них не по-людски, ему давно пора уже с берега дуть, на дворе почти темень. Прошка — негодяй, теперь уже в этом никакого сомнения нет.

Нет, понятно конечно, в принципе я мог бы и сам посмотреть на копыта Ворона, и убедиться что с подковами все в порядке. Уж на это у меня образования должно было хватить. Тоже мне, эпюры внешних сил.

В итоге выяснилось, что перековать его нужно на обе задние ноги, и самое главное, когда это выяснилось.

Мы с ним хотели сегодня прямо с утра в Тронквист подаваться, есть такой небольшой порт на побережье. Совсем маленький, скорее рыбацкая деревенька, но корабли с Гвартрии регулярно заходят. Контрабанда однако. Там на месте и разберемся. Не с контрабандистами естественно, а как в Гвартрию попасть. Проблема даже не с нами, а с лошадьми. Ну, по крайней мере, с Вороном. От Прошкиной кобылы придется избавиться, проще новую лошадь на месте купить. Чего бы доброго было, да и не нравится она никому, кроме самого Прошки да еще Ворону. Ну, тому все они нравятся, это я про Ворона говорю и про кобыл.

Прошка, конечно, со мной поедет, сразу по нескольким причинам. Самая главная конечно та, что кофе он варить умеет, да так варить умеет, что даже зло берет, если честно. Я ведь сам его учил и что в результате? Это законченный негодяй и мерзавец, который даже лошади на копыта посмотреть не может, варит его так, что от одного запаха с ума сойти можно.

Сколько раз за ним наблюдал, ну абсолютно все тоже самое, что и я делаю. Поджарил зерна, на ручной мельнице прокрутил, в медный кувшинчик засыпал, что у нас турку заменяет и на огонь поставил. Все. А я что делаю? Так почему у меня совсем не то выходит? Мерзавец он еще и потому, что сам Прошка кофе терпеть не может, мамой клянусь.

Кофе я не так давно нашел, недели две назад, когда уже сам на лошадь мог взбираться. Без всяких закушенных губ и выпученных глаз.

Здесь недалеко от дома, где мы обитаем, селение рыбачье есть, крохотное совсем, дворов на пятнадцать. Так вот, за ним и растут эти самые деревья. Там еще курган, высокий такой и с плоской вершиной.

Я когда их увидел, глаза даже тер, все не верилось. А когда первый раз кофе себе варил, то у меня руки слегка тряслись.