Андрей Валентинов - Век-волкодав

— А я — ни разу, — товарищ Каменев развел руками. — Зато Вождь — регулярно, особенно когда товарищ Троцкий, так сказать, не в полной мере справлялся. Таким образом, наш коллективный Агасфер отвечал за самые важные военные вопросы. Но не только. Вы знаете, товарищи, что существуют так называемые ТС…

— Технологии Сталина, панымаишь, — вставил бывший Генсек.

— Это — часть помощи, которую наша партия получала и получает из различных источников. Чтобы не выдавать наших тайных друзей, мы договорились указывать в документах, что ТС получаем через Агасфера. Тем, кто в курсе, сразу понятно, о чем речь. Так что псевдоним сослужил хорошую службу. Так продолжалось до весны 1921 года.

Ким Петрович согласно кивнул.

— До Х съезда. Лев Давыдович повел себя тогда не по-товарищески, и мы решили отказаться от использования общего псевдонима. Вождь сказал, что каждый должен отвечать за себя. К сожалению, на этом история не кончилась…

Он умолк, бросив взгляд на Лунина-младшего. Тот резко дернул головой:

— Именно! Товарищ Троцкий решил использовать «Агасфера» для личных целей. В верхах партии уже ходили слухи об этом всесильном персонаже…

— Легенды, — Сталин провел ладонью по усам. — Агасфер — марсианин, Агасфер — выходец из Атлантиды.

Николай Лунин поморщился.

— Атлантида это ерунда, товарищ Сталин. Хуже, что многие уверились будто Агасфер — один из псевдонимов Вождя. Троцкий этим пользовался, его люди, тот же «товарищ Иванов», выдавали себя черт знает за кого!

— Не черт! — бывший Генсек наставительно поднял вверх указательный палец. — А один вполне конкретный политический авантюрист, маймуно виришвили. [3] «Обезьяна, сын осла». Грузинское ругательство. Теперь этот вопрос закрыт. Навсегда!

Широкая короткая ладонь ударила по столешнице.

— Агасфер умер, — твердо и жестко проговорил Ким Петрович. — Его больше нет. И не будет. Никогда! Вы поняли, товарищи?

Леонид сглотнул. Почудилось, будто в дальнем углу промелькнула знакомая Тень.

— Умер, — повторил он, — Агасфер умер.

— Агасфер умер, — эхом отозвался бритоголовый.

— И вы больше никогда, ни при каких обстоятельствах, ни будете о нем упоминть, — заключил товарищ Каменев. — Это понятно?

Бывший чекист вновь вспомнил Черную Тень. Товарищ Троцкий умер, это правда, но…

— А что мне делать, если ко мне опять явится этот… товарищ Иванов. Который с ударением на первый слог?

— Можете его пристрелить, — хмыкнул Ким Петрович. — Я вас прикрою.

— Това-а-арищ Ким! — Каменев укоризненно покачал головой. — Ну что вы советуете Леониду Семеновичу? Нельзя же так шутить! Убивать никого не нужно, но вот слушать этого авантюриста и вправду не следует.

— У меня личная просьба, — Николай Лунин шагнул вперед, улыбнулся костлявым лицом. — Задержите этого типа — и сдайте в ОГПУ. Надеюсь на ваш опыт, товарищ Москвин!

Бывший чекист прикинул, как на такое следует отвечать, но его опередил бритый:

— Так точно, товарищ Лунин. Постараюсь!

Леонид только и смог, что моргнуть. Это кто же из них Москвин-то?

Часом позже, запершись в своем кабинете-келье и заварив крепкого чаю, Леонид по минутам вспомнил этот странный разговор, даже набросал на листке бумаги рисунок каменевского кабинета. Сталин возле окна, Лунин-младший — на стуле, ближе к столу, за столом — сам Лев Борисович… Думал, крутил рисунок в руках, дымил «Марсом». Все было не так, все казалось неправильным. Сталин и Ким Петрович — снова друзья-товарищи? Когда только помириться успели? И на чем, на трупе Троцкого? И что это за бритый самозванец? Николай Лунин обращался к нему, к Москвину! [4] Автор не стал бы путать уважаемых читателей, вводя персонажей с одинаковыми фамилиями и псевдонимами. Однако такова была тогдашняя реальность. «Москвиных» в советском руководстве, в том числе в ЦК и в руководстве Коминтерна, было несколько, псевдоним пользовался большой популярностью до конца 1930-х годов. А сам Лунин-младший хорош, в принципиальность играет, фракции громит, а в кармане трубку-пароль носит!

Про Агасфера бывший старший оперуполномоченный решил пока не думать. Начальство сказало «умер» — значит, умер, примем как данность, подошьем в делу, а на полях поставим маленький-маленький вопросительный знак.

Листок с рисунком Леонид сжег в пепельнице. Спрятал пачку «Марса» в карман, достал из ящика стола кисет с табаком, раскурил трубку.

«Ой, начальничек, начальничек, отпусти на волю!»

Командировка в Париж была намечена на начало февраля. Оставалось решить самый простой вопрос:

Стоит ли возвращаться?

Ларек оказался самым обычным, деревянным, в зеленой краске. На крыше снег, под крышей — сосульки. Слева над окошком номер на крашенной жести: «22/5». Все, как на схеме, не ошибешься. Сбоку — бумажка с кривыми буквами «Сахарина нет!», рядом с нею еще одна, типографская, с рекламой Моссельпрома. На окошке — ставень, прикрыт неплотно, щель видна.

Зотова оглянулась. Центральный рынок работал, но народу мало, и ларьки открыты хорошо если через один. Удивляться нечему: патрули на улицах, пригородные поезда отменены, перекрыт весь центр. Не каждый день Льва Революции хоронят!

Ольга, легко тряхнув портфелем, еще раз вспомнила, чему ее наставляли. Ох, уже эти нэпманы-совбуры! Ох, буржуины!.. Подошла ближе, легко ударила костяшками пальцев в дерево ставня.

— Эй, хозяева, ау! Хозяева!..

Хотя еще постучать, уже в полную силу, но ставень уже поднимали.

— Вам что, гражданка? Мы уже закрыты…

Женщина — ни молодая, ни старая, в самой серединке. Лицо круглое, в уголках бесцветных губ морщинки, белый пуховой платок на голове. Вроде и не довольна, что потревожили, а улыбается. Улыбка, между прочим, приятная.

— Здравствуйте! — бывший замкомэск улыбнулась в ответ. — Мне гражданку Красноштанову. От гражданина Федорова я, по делу.

Кажется, не перепутала, все правильно сказала. Красноштанова… Каково это — с такой фамилией жить?

— От Федорова? — женщина вновь улыбнулась, — Очень приятно. Вы заходите, дверь слева, я сейчас отопру.

Зотова кивнула, хотела усмехнуться в ответ… Замерла — на взгляд чужой наткнулась. Словно ударили ее сквозь разрисованную личину заточенным до игольной остроты штыком. Привычен был взгляд, не нов. Сколько раз смотрели так на нее, на командира Рабочей и Крестьянской, чужие глаза. Взгляд-удар, взгляд-выстрел…

…Конский топот, конский храп.

— Вперед, вперед, вперед! Полевой галоп! Руби гадов, руби!..

Эскадроны заходят во фланг. Амба врангелевской пехтуре! Три конных дивизии — локоть к локтю, так, что конским бокам тесно — тяжелым колуном рушатся на врага. Не сдержать лихого удара, не отбиться, не спастись.