Андрей Валентинов - Век-волкодав

Все звонки и составление рапортичек Леонид без особых зазрений совести перевалил на заместителя — незаменимого Сашу Полунина, бывшего комбатра, сам же отправился в Чудов монастырь, решив поскучать в собственном кабинете. Телефон здесь тоже имелся, равно как принадлежности для чистки оружия и новый кожаный диван, недавно одолженный в хозяйственной части. К сожалению, всё понимающая ремингтонистка Петрова, первый и главный претендент на знакомство с диваном, отсутствовала, будучи отправлена в тарифный отпуск. Начальник научно-технической группы по этому поводу слегка погоревал, но недолго. Он уже давно понял, что от судьбы нельзя требовать всего сразу.

Руки вымыты, вытерты насухо вафельным полотенцем. На стол легла знакомая фотография.

…Гряда черных холмов на горизонте, серые песчаные дюны, узкая полоска морского берега. Ни травы, ни деревьев, вместо них — неровный ряд каменных призм, похожих на воткнутые в песок карандаши. Внизу, у самого обреза, надпись синими чернилами: «Гранатовая бухта. 15 мая, 7-го года. Тускула.».

Фотографий в сейфе накопилась уже больше дюжины, но эту, первую, товарищу Москвину нравилась больше всех прочих.

«…Одна из планет называется Тускула, и как раз туда вы сможете попасть довольно скоро. Кстати, представлюсь. Моя партийная кличка — Агасфер, но сейчас меня чаще называют Ивановым. Ударение на первом слоге, по-офицерски.»

Есть Агасфер, нет его, но далекая планета — вот она, протяни руку…

Под новый, 1924-й год, бывший старший оперуполномоченный получил неожиданный подарок. Бокий прислал в большой запечатанном конверте целую кипу бумаг — протоколы допросов Владимира Берга. Новая власть на Лубянка не церемонилась, профессор заговорил, да так, что стенографисты не поспевали. Протоколы читались, словно американский фантастический роман, вот только про Тускулу нового оказалось до обидного мало. Берг рассказал о своем покойной брате, одном из создателей установки «Пространственный Луч», о его учителе — академике Глазенапе, даже о том, как и в честь чего далекая планета получила свое имя. Все это было очень любопытно, но ни на шаг не приближало к цели.

Товарищ Москвин вспомнил пункты набросанного им еще осенью, в прошлом ноябре, плана. Почти все намеченное выполнено. Материала по Парижскому центру, где собрались руководители Российской Междупланетной программы, собрано немало. По Александру Михайловичу, царскому дяде, документы вообще убойные, хоть сейчас вербуй. И адреса есть, и приметы. Выбраться бы только в Париж!

Беседа с неприятным человеком Николаем Луниным оказалась куда менее результативной. Заместитель Председателя ЦКК РКИ отмалчиваться не стал, но и сказал немного, не более того, что было в старой докладной по поводу гибели его друга Степана Косухина. Леонид мог лишь в очередной раз пожалеть, что нельзя поговорить с самим Косухиным. Тот знал куда больше — и не молчал. Эх, не было рядом с ним чекиста Пантёлкина, вдвоем бы они точно на Тускулу прорвались!

А еще бывший старший оперуполномоченный очень жалел, что не дано ему как следует допросить загадочного товарища Иванова. С этим бы он миндальничать не стал, по полной чекистской программе обработал. Сначала — измордовать до щенячьего визга, потом к расстрельной стенке толкнуть. Пусть прочувствует, вражина! Стрелять не холостыми — настоящими, чтобы крошка от штукатурки летела. А потом и поговорить можно, основательно, ни одной мелочи не пропуская.

Товарищ Москвин усмехнулся. Мечты, мечты!

В общем, почти все сделано. Главное, чтобы во Францию отпустили, не перехватили последний момент. Вновь вспомнилась прицепившаяся, словно репей, песня. Эх, начальничек, начальничек…

Грустная песня, сплошной пессимизм. Не повезло бедняге жульману! Но и начальник не много выгадал. В том же питерском домзаке Леонид слыхал такой куплет:

Бандит Лёнька Пантелеев по кличке Фартовый оскалился в недоброй усмешке. А вы как думали, гражданин начальник-начальничек, ключик-чайничек? «Стволы» и «перья» не только у легавых в наличии.

То-то!

Стук в дверь. Фотография Гранатовой бухты беззвучно упала в ящик стола.

— Да-да, войдите!

— Холодно очень, товарищ Москвин. Если бы ты знал, как холодно!..

Товарищ Климова шагнула на порог, расстегнула полушубок, не глядя, кинула на диван. Следом полетела шапка, за нею — рукавицы.

— Какие же люди суки, Лёнька! Везде суки, что у нас на малине, что у вас в «цека»…

Подошла к стулу, но садиться не стала, на спинку облокотилась. Достала из кармана зеленой гимнастерки пачку «Иры» долго щелкала зажигалкой.

Леонид терпеливо ждал. На улице и в самом деле гулял лютый мороз, но «холодно» — это еще и пароль на крайний случай.

Папироса, наконец, зажглась. Леонид пододвинул пепельницу поближе и сам закурил. Не трубку («Bent apple» при чужих светить не следовало), а привычный красно-черный «Марс».

— С-суки! — девушка резко выдохнула дым, зашлась в кашле. — Пристрелила бы гада!..

Затушила папиросу, поглядела прямо в глаза:

— Рудзутака знаешь? Да что спрашивать, это же твой начальник в Техсекторе! Кабан чухонский!.. Зайдите, товарищ, говорит, в кабинет, дело есть важное. Дело у него прямо на столе, при двух стаканах. Самогон грузинский, желтый, словно моча. Как его там? Чуча?

— Чача…

Товарищ Москвин понимающе вздохнул. Ян Эрнестович Рудзутак ко всем своим достоинствам еще и крепко попивал. В последнее время — даже на рабочем месте. Поговаривали, что вопрос о его переводе из Столицы куда-то на Дальний Восток уже решен. Отсюда и «чуча».

— Пить я, понятно, не стала, а он стакан навернул — и под юбку полез. Я его по рылу, а он, гад, руку заломил — и к дивану тащит, на ходу галифе расстегивает, достоинство свое кажет, урод…

Леонид открыл левую тумбу стола, где ждала своего часа бутылка польской вудки. «Чучу» ему тоже предлагали, но желтый цвет сразу отпугнул.

Две серебряные стопки с чернью, на Тишинке по случаю купленные…

Мурка выпила залпом, привычно поднесла к носу рукав гимнастерки, нюхнула.

— Закуска у тебя, Леонид Семенович, отроду не ночевала. Ничего, мануфактуркой обойдемся. А у чухонца твоего, Рудзутака, апельсины в вазе, небось, по червонцу штука… Понятно, я ему всю сладость обломала — двинула коленом куда следует, а потом еще разок, для верности. Пока он по ковру катался и мяукал, я к двери проскочила. Ну, что же это за дела, Лёнька? Когда меня Пан с дружками по кругу пускал, с него, с бандита, какой спрос? А с этого кабана? Он же самому Вождю вроде как друг-приятель!