Андрей Валентинов - Век-волкодав

— Испытатель, значит? — добродушно усмехнулся любитель техники. — Ну, это еще с какой стороны посмотреть. Статья 27-я УК РСФСР, преступления, направленные против установленных рабоче-крестьянской властью основ нового правопорядка или признаваемые ею наиболее опасными. У тебя этих статей не меньше трех сразу. Перечислить — или на слово поверишь?

Тонкие губы дрогнули.

— Тактика допроса при полном отрицании вины подследственным. Мы это в училище проходили. А я вас знаю, гражданин начальник. В мое время… Точнее, в моем мире, на моей грани кристалла, вы — руководитель Закавказской парторганизации. По слухам, вас собираются назначить заместителем Ежова, нашего «внутреннего» наркома.

Поручик не без удовольствия заметил, как дрогнул кадык на шее у «крота».

— Э-э, удивил! Заместителем? Если бы главным архитектором!.. Грань кристалла, говоришь… Умный, значит? Товарищ Тернем, как там с бумагами?

— Иду, иду! — откликнулся физик. — Уже бегу!

И вправду, не подошел — подбежал. Положил на стол несколько смятых документов, неуверенно провел пятерной по волосам.

— Я сравнил — подпись моя, во всяком случае, очень похожа. Но бумага почему-то на бланке наркомата госбезопасности. Такой наркомат в 1938-м, конечно же, может быть, но в подобном случае моей подписи для проведения эксперимента мало. Есть твердо установленный порядок оформления документов. Не думаю, что за эти годы наша бюрократия сильно изменилась.

Покосившись на «диверсанта», он несколько смутился.

— Извините, товарищ Ахилло.

Стеклышки пенсне блеснули. «Крот» сочувственно кивнул:

— Спешили, видать, бывает… А теперь, Ахилло, меня послушай. Установка эта — секретная, все работы на контроле в Политбюро. Из-за тебя специальную комиссию создали, чтобы разобраться с твоим незаконным проникновением. И тут, гражданин капитан Столичного управления, никаких сомнений быть не должно. А у меня они есть.

Гость слушал спокойно, лишь глаза прикрыл. Поручик вдруг подумал, что так вели себя на допросе пленные комиссары, из тех, что похрабрее. Все уже сказано, осталось лишь достойно умереть.

— Если ты обеспечивал безопасность объекта, почему тебя от дела оторвали? А там, на твоей грани кристалла, кто на хозяйстве остался? Собачка Бобик на цепи? Оружие зачем с собой взял? В кого стрелять собирался?

— Погодите! — не выдержал Тулак. — Человек жизнью рисковал, а вы с ним, как со шпионом германским… Он, между прочим, никуда незаконно не проникал, из СССР отбыл — и туда же прибыл…

Поручик осекся, уловив довольный взгляд из-за стеклышек. Ах, да, он же «добрый»! На душе сразу же стало кисло. Допрос идет строго по плану.

Кажется, гость подумал о том же. Улыбнулся невесело, присел на стул, голову назад откинул.

— В разведке работали, товарищи?

Кадык «крота» вновь дернулся, но ответ прозвучал спокойно и четко:

— По заданию партии я служил в контрразведке буржуазного Азербайджана. Потом руководил агентурным внедрением в грузинские эмигрантские организации.

Гость кинул.

— Тогда вы должны знать, что возможны два варианта поведения при аресте. Агентам рекомендуется первый — полный отказ от показаний. Пытают меньше и убивают быстрее. К этому, пожалуй, добавить нечего. Посоветую лишь надевать при испытании глухую повязку на лицо, плотную, лучше всего кожаную. Очень яркий свет при переходе — как адское пламя. До сих пор горит…

Закрыл глаза, выдохнул резко:

— Убивайте!

Негромко ахнул Тернем. Лаврик-Павлик, быстро приложив палец к губам, оттащил ученого в сторону и молча указал на стул возле приборной панели. Тот, покосившись угрюмо, покачал головой. Подошел Тулак взглянул вопросительно. «Крот» поморщился, снял пенсне.

— Что вы на меня смотрите? Не я «убивайте» сказал — он сказал. Товарищ Тернем, если хотите, чаю ему налейте. Или валерьяновых капель — двадцать на стакан.

Физик, ничего не ответив, отвернулся. Лаврик-Павлик отвел поручика подальше, полез в карман. Семен ждал, что тот достанет папиросы, но на свет божий был извлечен стеклянный флакончик с белыми таблетками. «Крот», быстро вытащив одну, кивнул в рот.

— Желудок больной, — пояснил неохотно. — Говорят, от нервов, болит и болит… Ну что, Тулак, все понял?

Семен поглядел на гостя.

— Думаешь, бежал?

Лаврик-Павлик фыркнул:

— У шпиона все документы были бы в порядке, у честного человека — тоже. Конечно, бежал! Не захотел, понимаешь, пролетарскую пулю кушать. Зря, что ли, он адское пламя помянул? Только ты его, Тулак не жалей. А вдруг он старушку зарезал? Или расстрелял не тех врагов народа? Лишнюю сотню прихватил, а?

Поручик невольно вздрогнул. Он и вправду успел посочувствовать красивому парню в светлой форме. А ведь Микаэль Ахилло — не просто чекист. Он из той самой эпохи с «пигмеями» и «козявками». Как будет сказано двадцатью годами позже, время массового нарушения социалистической законности.

Перед глазами вновь встал портрет с обложки «Огонька». Великая Россия товарища Сталина. Кто жертва, кто палач?

— Пошли дальше колоть, — вздохнул «крот», — Теперь я добрым буду.

Капитан Микэль Ахилло сидел в той же позе — голова откинута назад, руки на коленях, тонкие губы сжаты. На столе парила кипятком новая кружка с чаем, родная сестра разбитой. Физик-музыкант оказался весьма оперативен.

Услыхав шаги, капитан открыл глаза, скользнул равнодушным взглядом.

— Это, понимаешь, опять мы, — блеснул стеклышками «крот», — такие вот мы с товарищем Тулаком бесчеловечные. Слюшай, Ахилло, а на что ты рассчитывал? Думал, с цветами встретят? Мы бы встретили, даже оркестр позвали, если бы ты и вправду дорогим гостем был. Но если там твое начальство такое злое, почему ты надеялся, что здесь добрые живут? Очень добрые, понимаешь, и очень глюпые?

Ахилло медленно встал, оправил гимнастерку.

— Не хотел под пытками умирать. Пятьдесят шансов на то, что сгорю при переходе, пятьдесят — попаду на иную грань. Не на добрых я рассчитывал, и не на глупых. Думал, что в каком-то из миров есть еще справедливость. Странно звучит, понимаю Несерьезно как-то. Но вы не жили в мое время, вам это только предстоит.

Лаврик-Павлик скривился, словно горького хлебнул:

— Не пугай, пуганные мы. Ты вот что мне, капитан, скажи. Представь, что я злой, а начальство доброе. Позвонят сейчас — и тебя отпустить прикажут. Пойдешь куда?

Поручик прикинул, что в этом мире, вероятно, есть свой Микаэль Ахилло, мальчишка лет двенадцати. А может, и нет, не родился — или умер от «испанки» в 1919-м. Грани кристалла хоть и похожи, но все-таки разные.

— Чем заниматься будешь? В ОГПУ тебя не возьмут, в милицию тоже. В разбойники пойдешь, на большую дорогу? Мне, знаешь, очень интересно. Ты же не за границу бежать хотел, даже не на Марс.