Станислав Гагагрин - Страшный суд

Поначалу я вообще не хотел идти, пока не сформулировались вопросы. Потом решил: выскажусь тоже.

Но главное дело моей жизни — писать романы. Вот и «Страшный Суд» надо двигать, а я пока только на 26-й странице. Хочу добрый кусок Солоневича задвинуть, уж очень совпали наши с ним мысли о кривом зеркале— великой вреднойрусской литературе.

Была возможность в эти дни крепко пописать роман, но вялость духа некая. Видимо, то, что творится в Отечестве, действует парализующе. Необходимо стряхнуть апатию, хотя рук я вовсе не опускаю.

Больше активности, выше темп! Вперед и выше — девиз гагаринского рода… Помни об этом, старикан!

Приятно удивил меня Анатолий Ланщиков. Предложил написать нечто вроде романа в письмах. Я спросил его по телефону: может быть, только русских переслать на другую планету, которую нам подготовили Зодчие Мира? Очень мне уж стало обидно за земляков, когда начитался Солоневича.

Тогда Анатолий Петрович и сказал:

— А что если я отвечу тебе письменно? А ты напишешь мне письмо тоже…

Мне сия идея пришлась по душе.

Не припомню подобного в истории литературы.

10-00. Сталин и Александр Македонский были нечеловечески работоспособны. Государства того и другого держались усилиями одногочеловека, незаурядные были люди!

Эти слова напечатаны на стр. 309 романа «Вторжение». Значит, когда я работал над этим сочинением, то думал про Александра Филипповича. Теперь он герой «Страшного Суда». Равно как и Суворов с Чингиз-ханом, Наполеоном, Гитлером.

Суворов — только полководец. Другие — строители империй. Олег, например. Его обязательно введу с «Суд».

Уютно ли будет завоевателям жить на мирной планете? Не станут ли тосковать по грому пушек и крикам ура? Новый роман, черт его бери, постоянно подбрасывает неожиданные вопросы.

26 апреля, понедельник.

06-00. Уже час сижу за письменным столом, но к роману не приступал — читал «Народную монархию» Ивана Лукьяновича Солоневича. Завлекательная книга!

На сон грядущий перечитывал «Хулио Хуренито» Эренбурга, язвительный текст которого служит мне приправой к тому вареву, которое бурлит сейчас во мне, не желая пока ясно и просто укладываться в стройную и простую концепцию нового романа.

Словом, говоря образно, «Страшный Суд» пока не вытанцовывается.

Конечно, определенная ясность имеется.

Гражданская война в России, великие завоеватели прошлого — Александр, Олег, Чингиз-хан, Суворов, Наполеон, Гитлер и, конечно, товарищ Сталин. Новая великолепная семерка!

Затем — Мировая война и Конец Света.

Тут все ясно. А вот как быть дальше — не знаю. Поначалу мне нравилась идея переселения на другую планету, презентованную нам Зодчими Мира.

Симпатичная была мысль о том, что не всех туда переселят. Вот отсюда и Страшный Суд. Но по какому принципу отбирать претендентов в новый, так сказать, рай?

Начитавшись Солоневича и обидевшись за соотечественников, я решил переселить только русских. Ну их всех на фуй, тех, с которыми нам приходилось уживаться тысячи лет!

Но тогда с кем мы будем соседничать в новой квартире? Ведь она уже не будет больше коммунальной…

Словом, уперся я в то, что всегда называлось утопией.А когда не знаешь, чем завершить сочинение, трудно писать первые главы.

Но попробую. Решение придет в процессе работы.

Пока же я на 31-й странице. Начало главы третьей, которая называется «Убийство русского народа». Речь пойдет о попытках изменения менталитета, образа нашего мышления, изменения личности, что есть самое настоящее убийство.

И надо в бытовой жизни становиться фаталистом. Уж очень близко к сердцу принимаю я любую фуйню, которую подсовывают нам из телевизионного ящика.

Надо больше работать, в этом спасение от ломехузов.

06-30. Идея Ланщикова писать друг другу письма мне по душе. Так и создадим мы, забавляясь, эпистолярный роман. Мне кажется, что затея может оказаться весьма интересной. Но надо уже собираться на работу, а третья глава не начата.

Даешь «Страшный Суд»!

06-50. Писать пока не писал, но сочинил забавный план главы третьей. Сегодня в ЦДЛ я встречусь с самим собой, прибывшим из апреля 1968 года. Очень закрученная штукенция! Мне даже самому понравилось…

Во время двухнедельных скитаний по чужойМоскве Гагарин читает газеты, восстанавливает минувшие события по материалам в Ленинке… И приходит к выводу о существовании заговора с целью убийства народа.

Он, прибывший из прошлого, быстрее разобрался, нежели мои современники. Тут есть над чем поразмыслить… Вроде неплохой я вывернул поворот. Некая новая и оригинальная струя. Во всяком случае, «Страшный Суд» уже отличается от «Вечного Жида» и, естественно, от «Вторжения». И этот роман куда как сложнее, нежели первые два.

Что, впрочем, так и должно быть! Да, придуманный мною только что поворот мне по сердцу. Есть в нем нечто…

И время, из которого я прибыл, возраст — тридцать три года! — хорошие… Честное слово, мне уже начинает нравиться Гагарин из шестьдесят восьмого года!

Здравствуй, дружище!

1 мая, суббота.

12-00. С утра были с Верой в гараже, принесли из погреба варенье и компот к праздничному столу.

В эти дни думаю серьезно поработать над «Страшным Судом». Третья глава — «Убийство русского народа» — вся сложилась. Остается лишь записать ее. Покажу нынешние события через свежее восприятие Станислава Гагарина, прибывшего из 1968 года в наше время.

В минувшие дни вычитал после Галины «Писательский камбуз», с «Вечным Жидом» покончено. Теперь лишь верстку вычитаю, когда он будет набран. Кстати, «Жид» пойдет в 4-м и 6-м томах «Русского детектива», на то место, куда я намеревался поместить «Вторжение».

Дело в том, что на «Вторжение» мы никак не найдем покупателя. Вот и решил я разослать его вместе с 5-м томом «Русского детектива», оченно даже разумное решение. А в 4-м пойдет продолжение первого романа — «Вечный Жид».

Потом используем этот набор и для отдельного издания.

Отредактировал также роман Славы Веселова «Одинок и безоружен». Пустим его в РП-1 или в РС-4. Посмотрим… В шестом РД идет его повесть «Темные ночи августа».

Ежедневно думаю о «Страшном Суде», делаю заметки на полях книг, которые читаю, отдельные мысли выписываю на листках.

Мыслей много, а вот с финальной концепцией, так сказать, с приговором,не определился. Но перестал дергаться на сей счет, хорошо понимая, и так у меня уже бывало, что все окончательно будет решено в процессе сочинительства.

Заканчивается толстая тетрадь, скорее амбарная книга, в которой веду этот дневник.

Перейду, наверное, на солидный, японского происхождения, томище, который когда-то, а точнее в 1978 году, подарил мне на Дальнем Востоке капитан теплохода «Приамурье» Валерий Ощерин.