Фредерик Поол - Торговцы космосом (Операция - Венера)

Мы наняли быстроходный педальный лимузин с тремя водителями, и он мигом доставил нас в местное отделение фирмы "Фаулер Шокен". Я не очень доверял сотрудникам Отдела рынков. Чутье подсказывало мне, что у Хэма Гарриса наверняка есть свой человек на аэродроме, который не замедлит предупредить его о моем приезде. Гаррис, конечно, соответствующим образом подготовится, а в таких случаях, как известно, любая ревизия ничего не даст.

Но поведение секретарши Гарриса немало удивило меня. Ни мое имя, ни мое лицо не были ей знакомы. Когда я назвал себя, она лениво ответила:

– Пойду узнаю, сможет ли мистер Гаррис принять вас, мистер Коннели.

– Мистер Кортней, а не Коннели, милая барышня, а к тому же я - начальник вашего мистера Гарриса.

А потом перед нашими глазами предстала картина такого безделья и нерадивости, что у меня от ужаса волосы встали дыбом.

Сняв пиджак, Гаррис дулся в карты с двумя младшими клерками. Двое других юнцов с остекленевшим тупым взором сидели перед гипнотелевизором, находясь, несомненно, в состоянии полного транса. Еще один клерк, сидя у стола, рассеянно постукивал пальцем по клавишам счетной машины.

– Гаррис! - рявкнул я громовым голосом. Все, кроме тех, кто сидел перед телевизором, вздрогнули, повернулись в мою сторону и застыли с открытыми ртами. Я подошел и выключил телевизор: теперь и эти двое тоже осоловело уставились на меня.

– М-м-истер Кортней, - запинаясь, пробормотал Гаррис. - Мы вас не ждали…

– Вижу, что не ждали. Можете продолжать, - заявил я клеркам, - а мы, Гаррис, пройдем в ваш кабинет.

Кэти скромно последовала за нами.

– Гаррис, - сказал я. - За хорошую работу многое можно простить. А вы посылали нам чертовски ценные для нашего проекта сведения. Но меня беспокоит, серьезно беспокоит то, что я здесь увидел. Надеюсь, все еще поправимо…

В это время на столе Гарриса зазвонил телефон, и я снял трубку.

– Хэм! - послышался взволнованный голос. - Он здесь, поторопись! Он взял лимузин.

– Благодарю, - заметил я и положил трубку на рычаг. - Ваш "жучок" с аэродрома. - Гаррис побледнел. - А теперь покажите образцы рекламы, записи интервью, анализ общественного мнения, карточки учета, короче - всю работу, включая и вашу собственную. Покажите то, что вам хотелось бы скрыть от меня. Выкладывайте-ка все на стол.

Он долго молчал, стоя передо мной, и наконец сказал:

– У меня ничего нет.

– Что же вы можете мне показать?

– Общие сводки, - пробормотал он, - сводные отчеты.

– Иначе говоря, фальшивки? Фиктивные сводки, которыми вы потчевали нас все время по телеграфу?

Он кивнул головой. Вид у него был несчастный.

– Как вы могли, Гаррис! - воскликнул я, - как - могли - вы так работать!!!

Он стал сбивчиво оправдываться. Здесь не было злого умысла: это его первая ответственная должность. Допустим, он не справился, но он старался, чтобы нижние чины его не подвели, вникал в мельчайшие детали, а все сделать самому невозможно; подчиненные это поняли, обленились, и теперь их не призовешь к порядку. Однако от жалостливого тона он вскоре перешел к воинственно-наступательному. Да так ли уж он виноват? Ведь проект существует только на бумаге, не все ли равно, как его выполнять. Может, он весь полетит в мусорную корзинку. Не он первый, не он последний - так работают все, и ничего страшного в этом нет.

– Хватит, - сказал я. - Вы не правы и сами должны бы это понять. Реклама - это искусство, но искусство, требующее строгого изучения средств, вкусов потребителя. Вы буквально выбили у нас почву из-под ног. Придется спасать то, что можно, и начинать все сначала.

Но он не собирался сдаваться.

– Напрасная трата времени, мистер Кортней, поверьте. Я работаю с мистером Ренстедом не первый год и знаю его мнение, а он не меньшая шишка, чем вы. Он уверен, что все это бумагомарание - чушь, которая влетит в копеечку и ничего не даст.

Я знал Мэтта Ренстеда получше этого Гарриса, знал, что он, как и все мы, предан фирме.

– Что? - возмутился я. - Вы можете это доказать? У вас компрометирующие письма, подслушанные телефонные разговоры?

– Кажется, у меня что-то сохранилось, - пролепетал Гаррис и нырнул в стол. Он рылся в бумагах, вытаскивал куски магнитофонных лент, тут же прослушивал их, и на лице его все больше застывало выражение испуга и растерянности.

– Ничего не могу найти, но я абсолютно уверен… - лепетал он в полном отчаянии.

Конечно, он был уверен. В этом и состояло величайшее искусство нашей профессии - вбить человеку в голову любую идею, да так, чтобы он и сам того не заметил. Вот так Ренстеду и удалось разложить этого слабовольного типа, посеять в его душе неверие, а затем послать его сюда, чтобы он провалил мой проект.

– Вы уволены, Гаррис, - сказал я. - Убирайтесь и никогда больше не попадайтесь мне на глаза. Не советую вам пытать счастья в рекламном деле.

Я вышел в контору и объявил сотрудникам:

– Вы уволены. Все. Поживей собирайтесь и проваливайте. Расчет получите по почте.

Они остолбенели, а Кэти шепнула мне:

– Неужели так надо, Митч?

– Да, именно так, черт побери! Почему никто из них не сообщил о том, что здесь творится? Они все преспокойно бездельничали и прохлаждались. Я говорил тебе, - в нашем деле это самая страшная болезнь. Теперь ты сама убедилась.

Мимо нас с обиженным и недоумевающим видом прошмыгнул к выходу Хэм Гаррис. Он был уверен, что мистер Ренстед вступится за него. В одной руке он держал плащ, в другой - разбухший портфель. И даже не взглянул на меня.

Я вернулся в опустевший кабинет Гарриса и связался по телефону с Нью-Йорком.

– Эстер? Говорит мистер Кортней. Я сейчас уволил весь штат конторы в Сан-Диего. Сообщите об этом в Отдел личного состава, пусть подготовят им расчет. А теперь соедините меня с мистером Ренстедом.

Я ждал целую минуту, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Наконец в трубке снова послышался голос Эстер.

– Простите, что заставила вас ждать, мистер Кортней. Секретарь мистера Ренстеда сообщила, что его нет в городе. Он уладил конфликт с Институтом гинекологии и решил отдохнуть несколько дней в Литтл-Америке.

– Отдохнуть, черт побери! Срочно закажите мне билет на первую же ракету, отбывающую в Литтл-Америку. Я вылетаю в Нью-Йорк, а оттуда - на Южный полюс. Понятно?

– Да, мистер Кортней.

Я повесил трубку и только тогда заметил, каким пристальным и сочувствующим взглядом смотрит на меня Кэти.

– Знаешь, Митч, - наконец сказала она, - пожалуй, я была к тебе несправедлива, когда упрекала за несносный характер. Теперь я понимаю, откуда он, если вся работа у тебя такая.

– Ну, пожалуй, не вся, - ответил я. - Это один из самых злостных случаев саботажа, с которым мне приходилось сталкиваться. Но и других неприятностей хватает. Каждый норовит подложить тебе свинью. Надо спешить на аэродром, дорогая. Ты едешь со мною?