Андрей Архипов - Ветлужцы

И до, и во время летнего похода в Суздаль полусотник под слегка недоумевающим взглядом воеводы гонял удмуртов до посинения, стараясь добиться от них слаженности действий. Причем как в строю, так и когда они разбивались на двойки и тройки. Иногда Иван даже признавался Трофиму, что сам не поймет, чего он хочет от них добиться, и начинал пытать начальство по поводу того, как происходят стычки на поле боя. В результате он даже заразил воеводу своим интересом к потешным баталиям, и они вместе сидели и намечали план тренировок на следующее утро. А первые успехи против новгородцев и булгарцев хотя и не дали показать удмуртам всего того, к чему их готовили, но заставили поверить в свои силы. Так что даже после отплытия полусотника и при отсутствии его постоянных подначек они не потеряли желания тренироваться.

Хуже пришлось с вновь назначенными десятниками. Те почти не принимали участия в забавах Ивана, наблюдая за всем лишь со стороны. Однако после того как они чуть не сдали Переяславку залетным новгородским купцам, воевода был категоричен. Опыта владения мечом и топором вам, мол, не занимать, а вот с остальным… И стал ставить их на время игрищ рядовыми воями, заставляя повторять все то, чему продолжил уже сам учить удмуртов.

А учения эти шли всю дорогу до воронежских земель, не прерываясь и там, вызывая ухмылки и даже смешки беловежских жителей. Особенно когда по просьбе Трофима они верхами проносились между редкими рядами ветлужцев и пытались попасть тупым дрекольем по их телам. Тем более что вначале они наблюдали не столько попытки отразить удары, сколько бледные лица пешцев, напряженно следящих за массивными тушами коней, пролетающих во весь опор в нескольких пядях от них.

Для воронежцев было обыденным делом потренироваться на саблях друг с другом или до судорог мышц бить из лука по мишени, отставляя ее все дальше и дальше от себя. Но повторять слитные движения строя и по командам занимать свои позиции — было, по их мнению, лишь напрасной тратой времени. Может быть, они и были в чем-то правы — все-таки степная война диктует свои законы, и такая монолитность пешего строя в ней не всегда нужна, но…

Но в данном кусочке боя неопытным ветлужцам их слаженность пригодилась. И отсутствие потерь было им наградой за все их труды, за то, что никто из них не дрогнул перед круговертью лиц завывающих конников, вызывающих ужас у всего мирного населения Южной Руси. А спокойные голоса десятников, с матерками заставляющих их собирать «разбросанное» оружие, не давали им теперь обращать внимания на новый накатывающийся вал степняков, страшный в своей стремительности и беспощадности.

Однако до телег удмуртов эта волна так и не добралась. Видя, что первые воины не зацепились за укрепленный лагерь, а в правый фланг упирается острие атаки разгоняющейся конницы противника, половцы отвернули и понеслись вскачь обратно под шумное улюлюканье наступающих им на пятки воронежцев. Выпростав сабли из ножен, те почти догнали нескольких замешкавшихся степняков, пытающихся подсадить к себе своих соратников, выживших после первой атаки. Несшийся впереди Твердята даже сумел достать одного из них, полоснув клинком по оголенной шее, однако с задних рядов отступающих кипчаков то и дело стали прилетать стрелы. Они посылались в полуобороте на полном скаку, и хотя меткость лучников оставляла желать лучшего, свое дело они сделали, поубавив прыти у самых резвых воронежцев. Однако основная волна наступающих все равно стала настигать степняков, постепенно сближаясь с ними. Казалось, еще немного — и они начнут рубить спины убегающим половцам, которые почти при равной численности не могли развернуться и встретить грудью опасность, но…

Конь Трофима в несколько скачков догнал вырвавшегося вперед Твердяту и стал отжимать его в сторону, а над несшимися во весь опор воронежцами надрывно пронесся громкий протяжный возглас:

— Отворачивай! Отвора-а-ачивай! Уходи в сторону, ишачье племя! Назад!

Воронежцы, провожающие разгоряченными взглядами уходящую из-под носа добычу, свернули не сразу, но все-таки по широкой дуге стали понемногу сдвигаться в сторону лагеря, посылая единичные стрелы в удаляющегося противника. Оба воеводы перешли на неспешную рысь и стали пропускать мимо себя конное воинство, внимательно выглядывая раненых, которые и сами могли не заметить в горячке боя причиненного им ущерба.

— Увлекся!.. — извинительно пробурчал Твердята, вглядываясь в горизонт, где продолжалось мельтешение противника. — Но перед выходом из лощины мы бы их покрошили и ушли…

— Увязли бы, не доделав своего дела, а развернуться там нам не дали бы! Не знаю я, что у них приготовлено, но явно что-то есть, а уж засадная сотня наверняка уже пошла в намет! [146] Намет — галоп. Боняк каждый раз новую подлость выдумывал, да и Шарукан от него не сильно отставал, пока их десять лет назад около Переяславля как следует не приголубили…

— На пограничную Сулу они тогда вышли?

— Ага, к Лубне. Ох и досталось им от Владимира и Святополка! Шарукан тогда едва ушел, а брата Боняка убили, но это половцев лишь больше озлобило. Так что в разговоре хоть беловежцем называйся, хоть черниговским подданным Святославичей, которые со степняками как-то уживаются, но не приведи тебе Господь что-то про нашу молодость и Переяславль сболтнуть… — Трофим шумно перевел дух и перешел к насущному: — Сколько они у нас ссадили с коней? Троих?

— Отсюда точно не разгляжу, но вроде трех лошадок мои вои как раз добивают. Эх, хотя почти и нет у нас настоящих боевых коней, но все одно животину жалко! Как будто половцы в них прицельно били, мстили за твои выстрелы! А сами людишки… если кости не переломали при падении да не затоптали их, то все живы. По крайней мере, десятники не суетятся по полю. Да и у самих степняков во второй волне лишь одна потеря…

— А! Вот и засадная сотня в балку заходит! — крякнул Трофим и через некоторое время, потраченное на подсчет, невесело заметил: — Пожалуй, их тут чуть больше будет, чем полторы сотни… Стягов не видно? Значит, не самые справные воины нам попались, слава богу! Ну что, постоим на виду? Может, додумаются кого-нибудь выслать на разговор? — Воеводы выехали в центр долины и встали метрах в трехстах от своего лагеря, молча наблюдая, как у половцев начались какие-то перестроения. Наконец Трофим не выдержал и обратился к Твердяте: — Не жалеешь, что так мало людишек в поход взял?

— Сотня охраны у купцов! Кто бы нам поверил?

— Времена в степи тяжелые, этим бы и оправдались… Слушай, может, попробуем хоровод, а? Про который я упоминал?

— Стрелами поделишься?

— Ты бы сначала своих горе-вояк приструнил! А то выдумали раскидывать по всей степи свои стрелы, а потом мои просить!