Андрей Архипов - Ветлужцы

Разглядывая свой десяток, Гондыр невольно поймал встревоженный взгляд Вараша, молодого черемисского предводителя, из-за своих тревог не желающего зайти под укрытие еловых великанов. Не обращая внимания на мелкую водяную взвесь, падающую с неба и стекающую с его шлема на лицо крупными дождевыми каплями, он вышагивал по поляне, неосознанно придерживая свою раненую руку, потревоженную при вынужденном ночном купании. Старательно подбирая выражения на языке переяславцев, слова которого черемис довольно прилично понимал, Гондыр решил немного успокоить своего напарника, на нервозность которого уже стали обращать внимание другие вои:

— Удачно ты тропочку эту нашел, а то мы так бы ползком и передвигались по этим лесным дебрям. Ничего, дождемся провидчика и тогда уж решим, жечь нам костер или идти в селение… Заодно и рану твою еще раз посмотрим. Кха… — Короткий монолог закончился легким кашлем, вновь напомнившим Гондыру о том, что непогода может свести их в могилу гораздо раньше далекого противника.

Тепло было необходимо, так как оба десятка вымокли до нитки. Однако прежде чем располагаться на ночевку, следовало уточнить, где находятся новгородцы. По их следам удмурты и примкнувшие к ним черемисы бежали уже два дня, бросив насад на лесной речушке в десяти поприщах от ее впадения в Ветлугу. Там, где нагруженный ушкуй новгородцев легко проходил, минуя мели и распластавшиеся на дне коряги, такой же по размеру насад ветлужцев постоянно спотыкался, будто норовистый конь. Разница в осадке составляла едва ли две или три пяди, но мороки на мелкой реке доставляла не в пример больше. Кто бы мог подумать, что погоня может зависеть от таких мелочей! Пришлось бросить судно под охраной неудачливого ратника, некстати захромавшего по дороге, а самим привыкать таскать на себе целый воз жирной черной грязи, комьями облепившей лыковую и кожаную обувку. Гондыр с завистью прошелся взглядом по сапогам черемисов, которые хотя бы не пропускали воду, чавкающую в лаптях и поршнях его вымотавшихся ратников, но тут же одернул себя, припомнив груженые лодьи с товаром, ушедшие в Суздаль. Нечаянное воспоминание тут же полыхнуло в мыслях лучиком надежды: «Ничего, будет и у нас радость. А пока надо лишь с толком закончить свое дело… И по возможности без потерь».

А потерь было не избежать, судя по тому, как знали свое дело новгородцы. За минувшую ночь ветлужцы трижды пытались прощупать их посты, чтобы найти, где спит проклятый купчишка. Однако каждый раз дозорные поднимали шум, а то и стреляли в темноту, не жалея стрел. Даже на противоположном берегу ушкуйники выставили плотный заслон, не позволявший подойти к кромке лесной реки. Лишь самоотверженность Вараша, залезшего в ледяную воду выше по течению и проплывшего в непроглядной темноте мимо вытащенных на берег ушкуев, позволила им понять, что Якуна на стоянке уже нет. Вылавливали черемиса всем миром: молодой воин под конец своего путешествия почти потерял сознание, ударившись раненой рукой о корягу. А уж стылая вода выдавила из него последние крохи сил, так что из холодной глубины его достали почти синим, не подающим признаков жизни.

Пригодились уроки по спасению утонувших, которые ратникам в конце лета преподали Иван вместе с Ишеем. Преподали силой, несмотря на стойкое неприятие таких знаний учениками, расценивающими их как вмешательство в дела богов. А вспомнить пришлось все до тонкостей: скулы Вараша свело судорогой, и лишь с помощью деревянной рогатины получилось их разжать. Убедившись, что рот не забит грязью, удмурты бросили беспамятного воина животом на колено, приподняли голову и нажали на спину. Потом кто-то вспомнил и залез ему пальцами прямо в рот, надавив на корень языка. Вода потекла, но черемис так и остался недвижим. Тут уж Гондыр отодвинул всех в сторону и взялся сам довести дело до конца. Уложив Вараша на спину и зажав ему нос, он прижался своим ртом к его раскрытым губам и сильно дунул, затем отодвинулся и несколько раз нажал на грудь. Повторять не пришлось: воин очнулся и изверг из себя воду вместе с какой-то непонятной слизью. Его тут же опять бросили на колено и стали помогать избавиться от всей грязи, которой он успел нахлебаться. Даже немного перестарались — через некоторое время Вараш взмолился жестами оставить его в покое. Оставили, а тепло костра, сухая одежда и горячий взвар чуть погодя даже вернули ему внятную речь, однако еще долгое время слова вылетали из черемиса вместе с частым перестуком зубов.

Узнав от него об исчезновении купца, Гондыр долго не размышлял, посчитав, что утро вечера мудренее, и скомандовал отбой, напоследок оглядевшись по сторонам. Его десяток за исключением дозорных стал тут же деловито укладываться спать, пытаясь наверстать упущенное за эту ночь, а вот черемисы… Они смотрели на него, будто он сотворил какое-то чудо, а на Вараша косились, будто их предводитель вернулся с того света.

— Вы еще ночную бабочку рассмотрите, в образе которой его душа отправилась странствовать! [112] Среди удмуртов было распространено мнение, что душа во время сна или после смерти принимает образ бабочки. — рявкнул удмуртский десятник и помотал головой, не желая тратить остаток ночи на бесплодные объяснения. — Будете сами своего предводителя целовать в уста сахарные, коли он вновь проявит беспечность и полезет с незажившей раной в ледяную воду… А я уж постараюсь вас к этому принудить.

Не озаботившись, что его слова неправильно поймут, Гондыр подвинул свою кучу лапника к костру, закрыл глаза и провалился в сон. А на следующий день наблюдал со стороны черемисов ухмылки: кто-то догадался рассказать им подробности того, как его самого учили этой науке. И про то, как у него руки дрожали и как дунуть не решался…

«Чего уж там было смешного? — размышлял десятник, скользя по размытой глинистой тропинке. — Сами бы попробовали отказаться спасать своего излишне любопытного соплеменника, которому полусотник (за возможность потрогать тот самый Инмаров гром!) засунул голову под воду и продержал в таком положении, пока тот не обмяк! Все же я избавил его от посещения нижнего мира… хотя и после окрика полусотника. А, пусть смеются! Зато на Вараша перестали таращиться, будто на ожившего злого духа… Потом еще и сказки сочинять будут, как он обхитрил саму смерть! Эх, еще бы дождь закончился…» — Гондыр мысленно ругнулся, вспоминая прошедшие дни, наполненные ожиданием, бесконечной греблей, а затем холодным, мокрым лесом и промозглой погодой.

Сначала они с неделю просидели на берегу Ветлуги, карауля новгородцев, которые в нескольких днях пути от Переяславки решили дождаться третьего судна. Ушкуйники их не замечали, но явно были настороже, поэтому было принято общее решение пока им не досаждать. Если углядят, мол, то пусть думают, что ветлужцы их выпроваживают, а целый насад вооруженных воинов предназначен для того, чтобы северные соседи опять не расшалились. Потом новгородцев чуть не потеряли, упустив их на повороте в неширокую лесную речку. Хорошо, что нашлось у кого спросить: местные жители сородичам выложили все без утайки. Но бесценное время было потеряно, и купцов пришлось настигать из последних сил, что вылилось в неосторожное выдвижение вперед, замеченное противником. Причем так далеко от дома это уже не выглядело безобидным «выпроваживанием». Пришлось загонять осторожную дичь в открытую, однако та оказалась хитрее и упорхнула прямо из-под носа, оставив на месте стоянки своих «несъедобных» сородичей. Те же, в свою очередь, почти полдня водили за этот самый нос бесхитростных ветлужцев.