Константин Шильдкрет - Розмысл царя Иоанна Грозного

Иоанн прыгал с места на место, при каждой удачной хватке возбуждённо хлопал в ладоши и, казалось, готов был сам ринуться в бой.

— Гуй! Гуй! — непрестанно ревел он, весь передёргиваясь и по-звериному прищёлкивая зубами.

Из землянок выпустили свежую стайку зверков.

— Вот она, Русия наша! Токмо свистнешь, а добро само понабежит! — размахивал руками перед гостями увлёкшийся царь. — Показали бы нам такое где на Неметчине!

Англичане приятно щурились и изо всех сил старались не показать вида, что им известно, откуда набралось такое обилие зайцев.

Из-за кустов выпрыгнул Вяземский.

— Остатних повыпустили!

— Добыть! — капризно, тоном избалованного ребёнка, потребовал Иоанн, но, что-то поспешно сообразив, зашептался с князем и кликнул к себе толмача.

— А не пожаловали бы гости волком потешиться?

В ожидании новой забавы охотники ушли в шатры погреться и перекусить.

— Студня бы басурменам! — предложил Грозный, участливо поглядывая на продрогших иностранцев. — Да вина им боярского по ковшу!

Но гости не дожидались приглашения и, усевшись за стол, сами потянулись к блюдам.

Фуников в ужасе набросился на толмача.

— Недосуг тебе был вразумить басурменам почтение?!

Милостиво улыбнувшись, царь передал гостям через казначея подённую подачу.

— Бьют челом тебе иноземцы на великой твоей милости, государь! — поклонился до земли перепуганный насмерть толмач.

— То-то же, бьют! — передразнил Фуников, всё ещё не успокаиваясь.

Охотники пригоршнями брали со стола миндаль, орехи, сахар, капусту квашеную и холодное мясо, усердно потчевали друг друга и наперебой подливали вина иноземцам.

В шатёр скромненько протиснулся Вяземский и уселся у края стола. Грозный нетерпеливо скосил глаза на вошедшего. Князь подмигнул и таинственно улыбнулся.

Далеко, в обход Тюфтелевой рощи, дворовые везли огромную клетку с тремя волками, выращенными для потехи Ивана-царевича.

У опушки, перед загоном, работные людишки спешно ставили помост для царя и гостей. Когда все приготовления были сделаны, Грозный поднялся из-за стола и, перекрестившись, мечтательно зажмурился.

— Добро бы нам, для прохладу, волками потешиться. Аль в нашей вотчине волки поизвелись?

И первый направился к помосту.

Едва выпустили из клетки волков и натравили на них псов, на дороге показался бешено мчащийся всадник. У опушки он на полном ходу остановил коня.

— В стрелы!

— Убью! — заревел Грозный, узнав издали старшего сына.

Царевич, точно безумный, бросился на ловчих.

— В стрелы!

Людишки повалились в ноги Ивану, подавшему знак стрельцам.

— А не изловите тех волков, шкуру сдеру!

И, повернувшись к отцу:

— Девками своими тешил бы басурменов!

Грозный взмахнул посохом.

— Уйди, Ивашка! Бога для, не дразни!

Царевич вызывающе сложил руки на груди.

Чувствуя, что ссора может окончиться непоправимым несчастьем, англичане решительно встали между отцом и сыном.

— Не люб гостям ваш свар, — прерывающимся писком перевёл толмач.

Иоанн опомнился. Тяжело опершись на плечо Вяземского, он пошёл к колымаге.

Великое ликование стояло в вотчинах Щенятева и Прозоровского после отъезда опальных бояр в украйные земли.

Холопи зажили так, как никогда не живали. Во всём дана была им полная воля. Но больше всего радовало то, что приказные сами приехали из губы и, обмерив луга и пашни, поделили их нелицеприятно по душам.

— Наш нынче праздник… На себя нынче робим по воле царёвой… — с гордостью похвалялись людишки и с удесятерённой силою возились на отведённых участках.

Весной, когда сошёл снег и талая вода снесла на луга навоз, свезённый ещё по осени благоразумно к реке, в губу потянулись возы за семенной ссудой.

Никто не был обижен приказными. Щедрой рукой ссужали власти крестьян зерном на посев.

После Петрова дня [82] Петров день — 29 июня (12 июля), день святых апостолов Петра и Павла, известный в народе как Петров день, праздник солнца. В старой Руси день апостолов Петра и Павла был также важным временем в быту гражданском — он служил сроком суда и взносов дани и пошлин, о чём особенно часто упоминают грамоты XVI века. в опальные вотчины неожиданно приехали незнакомые служилые люди.

Дьяки согнали народ на луга и коротко объявили:

— В ноги падайте господарям!

На месте двух вотчин, Щенятева и Прозоровского, появились восемь мелких поместий.

Урожай с чёрной земли почти целиком ушёл в казну к новым господарям.

Обманутые крестьяне подали челобитную воеводе, в которой намекали на то, что собираются, как раскабаленные после боярской опалы, уйти с насиженных мест искать прокорма на новые земли.

Воевода пригрозил жестокой расправой и через дьяков огласил царскую грамоту, по которой людишкам Щенятева и Прозоровского запрещалось оставлять вотчины.

Служилые, заняв хоромы бояр, решили ни в чём не отставать от образа жизни высокородных и с княжеской расточительностью пропустили всё, что собрали с крестьян.

Наступила пора сбора податей с господарей.

Новые помещики заволновались.

— Ни денги у нас! Сам ведаешь — токмо починаем сколачиваться, — плакались они перед воеводой и отправили гонцов с челобитной в Москву.

Ряполовский совсем уже было собрался внести в казну подати, наложенные на него, как в вотчину неожиданно приехал державший его руку дьяк и прочёл царёву льготу:

— …А в те ему четыре урочные лета с того его поместья крестьянам его государевых всяких податей не давали до тех урочных лет, а как отсидит льготу, и ему с того поместья потянути во всякие государевы подати.

Симеон кичливо заложил руки в бока и хрюкающе засмеялся.

— В кои-то поры опамятовался! Сызнов к земщине с лаской пожаловал! А неспроста!

Дьяк собрал в комочек губы и распустил их до молочных зубов.

— Коли б опамятовался!

И упавшим голосом:

— Худородным те льготы, а не боярам.

В тот же день князь поскакал к воеводе.

— Не дам! Ни зёрнышка не пожалую! — зло бросил он в лицо приказным. — Коли льгота, всем она вместна, а не единым страдникам да псарям!

Вернувшись в усадьбу, он за бесценок продал хлеб и ночью, когда уснули людишки, зарыл все свои деньги и драгоценности в землю.

Новые помещики не долго засиживались в своих поместьях. Их то и дело снаряжали на брань или призывали на Москву. Перемены эти тяжело отражались на кабальных людишках. Приходилось непрестанно приспособляться к нравам и привычкам господарей и всегда быть готовыми ко всякой напасти. Среди летней страды спекулатари перебрасывали вдруг, без предупреждения, целые деревни на новые места и вконец разоряли убогое крестьянское хозяйство.