Владимир Лошаченко - Русский хан

– Ребята, домой.

Белая и рыжая молнии мелькнули впереди, пропали и опять, взметнув снег, оказались перед каретой.

«Бедные лошади, – подумал я, – с такими выкрутасами тигров они точно с ума сойдут».

Вечером к ужину пришел приглашенный Франц Бергер. Бедняга страшно смущался, не зная, куда девать свои руки.

– Франц, да что вы, ей-богу, не стесняйтесь, давайте выпьем вина, оно, кстати, с ваших краев.

Пара кубков вина сделала свое дело, художник немного освоился.

– Кушайте, Франц, кушайте. Отведайте жаркого, мои егеря косулю подстрелили вчера, а повар у меня отменный.

Толгат-хан задумчиво ковырялся в своей тарелке, Марьяша щебетала с детишками, один Ильяс поддержал нашу компанию, выпив с нами италийского винца. Накормив и напоив немца от пуза, я сделал ему заказ на несколько картин. Франц оживился: для него писать картины в радость, дело понятное – как и всякая творческая личность, он бы захирел от бездействия.

Мы прошли в кабинет, где я официально сделал ему заказ, оговорив размеры и тематику картин. Один заказ стоял особняком – портрет Марьяши. И, само собой, большой семейный портрет.

Выдал пару золотых задатка и, вызвав Василия, приказал доставить художника в дом, где он снимал две большие комнаты.

– Василий, Бергера доставить в моей карете.

– Слушаюсь, государь, – подражая гвардейцам, адъютант чеканным шагом вышел.

Чем бы дитя ни тешилась, лишь бы не плакало. Вернувшись к столу, обнаружил одного тестя, угрюмо пялящегося в потолок. Налил в кубки вина:

– Почто печалишься, Толгат-хан? Выпьем, развеем грусть тоску.

Тесть принял кубок с вином, выпил и тяжко вздохнул.

– Да что случилось? Сказывай, что за беда у тебя.

– А ты смеяться не будешь?

– Чего ради? Когда я над тобой смеялся?

– Влюбился я, Владимир.

– Так это же хорошо, радоваться надо, а ты печалишься. В кого, если не секрет?

– Да какой там секрет, просто молодая совсем, неудобно мне лезть к ней со своей любовью. Мне уже сорок седьмая зима пошла, а ей всего пятнадцать годочков.

– Я ее знаю?

– Да знаешь, конечно, – Любава, дочь Тараса Невдобы.

– Ох, ебть, – невольно вырвалось у меня.

Однако у тестя губа не дура. Любава уже сейчас одна из первых красавиц Казани, а как расцветет – вообще тушите свет.

– Толгат-хан, ты с ней хоть разговаривал?

– Нет, боюсь я.

Я не выдержал и захихикал.

Дурдом какой-то, один из лучших наших бойцов, вождь, прошедший не одну битву, ни разу не дрогнувший в жестоких сечах, боится какой-то соплюшки. Вот так и выложил ему все открытым текстом.

На мою тираду он лишь очередной раз вздохнул и опять потолок уставился.

– Ну чего ты там высматриваешь? Я тебя просто не узнаю. Короче, хватит тут вздыхать – завтра свататься едем к твоей Любаве. Вот радость будет у Тараса.

Я еле сдерживался, чтобы не заржать. Тесть вскочил из-за стола:

– Ну и шуточки у тебя, Владимир, – и давай нарезать круги по столовой, явно в крайнем возбуждении.

«Точно, все влюбленные – больные люди», – подумал я про себя.

Поймав тестя на очередном вираже, усадил рядом с собой. Переставив стул, сел напротив него.

– Смотри мне в глаза.

Тесть впал в транс. Я, вызвав слугу, приказал довести «уставшего» князя до его опочивальни.

Малая доля гипноза ему только на пользу, завтра будет как огурчик.

– Раз такое дело, пусть женится, лишь бы невеста не была против. А ничего, уговорим, только нужно провернуть свадьбу быстро, здесь не до помолвок.

Марьяша не удивилась новости о папиной любви, заявив, что она сама заметила нечто подозрительное, но не придала значения.

– Пусть женится, ему только на пользу.

– Ты права, Марьяша, ему скоро понадобится ясная голова, а то ходит как в тумане.

На этом семейные дебаты закончились. С утра пораньше послал Василия к Тарасу домой и передал устно, пусть ждет сватов к одиннадцати.

Телохранителя Петра отправил к конюхам, чтобы украсили лошадей, готовили карету и пару саней.

По уоки-токи вызвал Карчи и Семена с Савелием. Все прискакали через полчаса. Объяснил суть дела:

– Будьте у меня, ребята, к пол-одиннадцатого.

По звонку появился слуга Николай, года три у нас служит, справный малый.

– Николай, пойдешь в оранжерею к садовнику, скажешь, нужен красивый букет, да пусть сорвет, что там из фруктов, в гости поедем. Ступай.

К одиннадцати часам наша гоп-компания на трех транспортах подкатила к каменному трехэтажному дому Тараса Невдобы. Тарас встречал нас у ворот, вместе с женой, кстати, очень симпатичной молодой женщиной приятной полноты.

У нее на подносе, перехваченным рушником, хлеб да соль, у него – чарки с вином.

Совершив ритуал, хлопнули по чарке – и Тарас пригласил всех в дом.

В доме чистота и порядок во всем. За главного свата выступал Карчи, уж больно хорошо у него язык подвешен.

Но тут, наверное, от волнения, он стал плести такую заумь, все поневоле заскучали.

Видя такое дело, пхнул Карчи на лавку.

– Дорогие, хозяева, у вас товар, у нас купец. Наш купец парень бравый, один их первых в округе.

Тарас, хитрый хохол, давно все смикитил, но не мог понять, кто жених.

– Кажи дочку, Тарас, дай нам полюбоваться, а то, может, не дай бог, откажет нашему жениху?

Краем глаза успел заметить, как побледнел тесть.

Тьфу ты, угораздило меня ляпнуть.

– Государь, а которую видеть хотите?

– Вот те раз. Сколько их у тебя?

– Дык, три девки, государь.

– Ну, ешкин кот. А выводи всех троих, похвастайся.

Тарас шепнул жене, та вышла. Через пять минут, в залу выплыли три грации.

Ну и Тарас, таких дочек с женой родил. Красавицы, глаз не оторвать.

Самая младшая Любава. Две старшеньких на год – близняшки Оля и Галя.

Я шепнул на ухо Толгат-хану:

– Давай, вождь, Любаве цветы, родителям и сестрам фрукты. Смотри, не перепутай, Ромео.

Тесть, одетый в белую замшу и выбритый до синевы, выглядел отлично. Вручив невесте цветы, а остальным фрукты, он вполголоса что-то сказал девушке, та покраснела. Толгат-хан достал из кармана маленькую коробочку, извлек из нее изящной работы золотое колечко с бриллиантом и надел его на подставленный Любавой пальчик.

Мы все дружно выдохнули.

Толгат-хан вместе с Любавой встали на колени и попросили благословения родителей. Родители не возражали, но Тарас поставил условие: свадьба состоится только через венчание. Мой тесть, естественно, согласился, я пихнул в бок Карчи:

– Прибавляется крещеных в ваших рядах. Тот пожал плечами:

– А что делать – любовь страшная штука.

– Тут ты прав. Ну, дальше началось застолье, выпили изрядно.

Свадьбу и венчание назначили на ближайшую субботу.

Всю обратную дорогу тесть пел, пытался изобразить Карузо. Что же, одним… нет, почему одним – двумя счастливыми людьми стало больше в этом мире. И я искренне рад за Любаву и Толгат-хана, негоже человеку жить одному, я так думаю.