Александр Афанасьев - Наступление ч. 3 (СИ)

Пропустили без очереди, адъютант шикнул на кого-то, предупредительно открыл дверь. Военком встал из-за стола

— Ибрагим Юсупович…

Председатель шагнул к столу, положил на стол сверток

— Уберите — сказал военком

— Только из уважения. Свежее все, ханум обед приготовит

— Ханум на базаре купит. Уберите.

Председатель неловко смахнул сверток со стола, примостил на стуле рядом с собой

— Что?

Военком покачал головой

— Я звонил в Москву. В иностранной печати прошла информация о том, что он жив. В плену у Хекматьяра, в Пакистане.

— Кто он такой?

— Хекматьяр — бандит. Агент американской разведки. Душман. Самый сильный.

— А… обменять.

Военком покачал головой

— Не все так просто. Если будет возможность обменять — конечно, обменяют. Но у нас — обменный фонд редко бывает. Кто из главарей — так тех живыми не взять, волки еще те. На мелкоту — обмена не будет.

— Не можете, значит…

Военком набычился

— Что можем — делаем. Что могу — я лично делаю. У меня там в штабе армии однокашник служит, считай, из одной тарелки в училище ели. Я ему уже позвонил. Что сможет — сделает. Крепитесь, Ибрагим Юсупович. Раз жив — шанс есть, если сразу не убили — наверное, когда-то вернут…

Окликнули на выходе, на стоянке — он только машину открыл. Сверток выбросил в мусорное ведро.

— Ибрагим Юсупович…

Председатель обернулся — из соседней шоколадного цвета шестерки мерзко скалилась фиксатая, улыбающаяся рожа. Киргиз! У киргизов с узбеками испокон века плохие отношения были, в свое время вместе, в одной республике пожили, потом разделили, слава Богу. Когда объединяли — Ташкент, он же русским городом был, цивилизованным, русский форпост в Средней Азии, в Туркестане, с законами, с магазинами, со всем. А киргизы — они же кочевники, совсем дикие были. И теперь… в республике черти что творится, имя главного бандита, контролирующего республику, знает каждый пацан, первого секретаря партии пристрелили на даче [56] Дело об убийстве Султана Ибрагимбекова. , по всей республике мафия. Эти… понятно, откуда, из Оша. Век бы не видеть.

— Пошли вон! — сухо сказал председатель, садясь в машину.

На колени спланировала фотографическая карточка.

— Езжай за нами. Базар есть.

Встретились в ресторане гостиницы Ташкент. Популярное тогда было местечко, цены не ниже московских, оркестр, женщины. Принимали чеки, доллары, афошки [57] Афгани — ну, а если ни того, ни другого, ни третьего не нашлось, то можно и рубли. Тут же меняли — только знать, к кому подсесть и что сказать. Тут же меняли и чеки… могли прямо в туалете ограбить и убить — темное место, в общем, было. Крутилось тут все на деньгах воинов — интернационалистов. Приезжали — с полными карманами, из Ташкента уезжали с пустыми — только не зевай.

Бабай сидел в отдельном кабинете, рядом с ним еще один человек — русский. Ели плов.

— Доброго здоровья, Ибрагим Юсупович… — издевательски сказал Бабай, кривя губы в тонкой, как бритва улыбке — милости простим к нашему достархану.

Бабая председатель знал — полгода назад объявился. Предложил сеять коноплю на колхозных полях и мак, доходы обещал — в месяц по Волге покупать можно, при том, что Волга стоит примерно десять госцен — сто двадцать тысяч рублей. Председатель кликнул верных людей, приказал проводить гостей, и больше сюда не пускать. Он знал край и не падал. Бабай был из Оша, смотрящий… сам главпахан республики жил не в Оше, на берегу Иссык-Куля жил, под него был выделен один из этажей какого-то санатория, там — тысяча и одна ночь. Об этом все знали и никто ничего не делал… говорили, что первый секретарь республики туда с докладом ездит. Говорили, что на Иссык-Куле есть место, где через воду видны трупы, сброшенные туда с привязанной к ногам металлической чушкой. Да много чего говорили.

Председатель сел за стол, выжидающе глянул на Бабая. Тот, родившийся в нищей деревушке — подчеркнуто медлил, взял грязными пальцами комок риса с морковью и отправил себе в рот. Наслаждался моментом.

А председателю начать разговор первым — не позволяли правила. Даже если речь шла о родном сыне.

— Слышал про твою беду, Ибрагим Юсупович… — наконец сказал Бабай, вытирая рукавом сальные от бараньего жира губы — большая беда…

— Твой пехлеван бросил мне на колени фотокарточку с моим сыном… — сказал председатель, стараясь держать голос ровно — что это значит?

Бабай захватил новую порцию риса, уже остывшего — видимо, ждали его, успел остыть но ест, давится. Второй — при костюме — сидел как священник в борделе. Не ел.

— Это значит то, что твой сын передает тебе привет, только и всего.

И тут председатель не выдержал. Он, глава одного из самых успешных хозяйств в Узбекской ССР — встал на колени, пополз к ублюдку, в два раза моложе себя, орошая одеяло, на котором был достархан, жгучими, злыми слезами.

— Аллахом прошу, Бабай-устаз, знаю, что ты не коммунист. Помоги. Все отдам, машину отдам, дом отдам, последнее с себя сниму и отдам. Только помоги… выручи. Вот, на… больше нет с собой, поехали домой, там… золото…

Бабай отодвинул фиолетовую пачку двадцатипятирублевок. Самая, кстати, ходовая купюра здесь — на более крупные ОБХСС внимание обращает. Большие люди ее так и носят в карманах — пачками.

— Что ты, Ибрагим- устаз… — сказал он, отодвигая пачку с каким-то странным выражением на лице — забери, не нужны мне твои деньги. Мне вообще деньги не нужны. И потом — какой я устаз [58] Учитель ? Я сопляк, ты же сам меня так называл. Помнишь?

— Ну, убей меня! Убей, если хочешь! Убей, а Мирзу верни! Он же младше тебя, он же пацан еще, пацан неразумный.

— Забери! — вдруг холодно и страшно сказал Бабай

Таким тоном мог говорить только бай — со своими рабами. Председатель, которого как холодной водой окатило — забрал пачку.

— Сына вернуть хочешь?

— Только скажи Бабай… Только скажи.

Председателя больше не было. Депутата Верховного совета больше не было. Мужчины больше не было. Это только так кажется, что встать на колени перед врагом просто — встал, потом снова на ноги поднялся. На самом деле, если человек встал на колени перед врагом и сказал — я отдам тебе все, что хочешь — он уже сломался. Он уже не будет больше баем, в душе он так и будет рабом.

— Сын твой жив. В Пакистане находится…

Председатель жадно ловил каждое слово

— Есть там у меня друзья. Могу попросить за него.

— Аллаха буду молить, Бабай. Только скажи, что надо.

— Что надо? Ну… я тебе говорил, дорогой, что надо ты послушать не хотел. Теперь — послушаешь а?

Председатель кивнул головой

— Да

— Вот и хорошо. А то… пошел вон… не задерживайся… сто восьмой номер, короче. А деньги — убери, дорогой. Мы деньги не забираем, мы деньги даем. Хотя… Если захочешь, Мирзе можешь деньги послать. Не сейчас… потом. И карточку тебе пришлю. С письмом. Понял? Вставай с ног, Ибрагим-апа, не позорься.