Harry Turtledove - Око за око

Теперь он мог пройти через двери, которые совсем недавно были для него закрыты. В операционной пахло потом и уборной; сестра уносила ведро с какой-то гадостью. Да, процесс появления человека на свет выглядит не слишком привлекательно.

Сын пошевелился на руках Сэма, и тот едва его не уронил.

– Давай его сюда, – велела Барбара, лежавшая на операционном столе. – Мне показали его всего на пару секунд.

Голос ее звучал едва слышно. Да и выглядела она не лучшим образом. Лицо побледнело и осунулось, под глазами появились темные круги. Кожа блестела от пота, хотя в операционной было прохладно. Сэм решил, что если он сыграет два матча в один день при тридцатиградусной жаре и девяностопроцентной влажности, то будет выглядеть примерно так же.

Сэм показал Барбаре ребенка. Улыбка, появившаяся у нее на лице, на время прогнала усталость.

– Дай его мне, – попросила она, протягивая руки.

– Если хотите, можете его покормить, – сказал врач из-за спины Сэма. – Пожалуй, лучше не откладывать. Теперь мало искусственно вскормленных детей.

– Наверное, вы правы, – ответила Барбара. – До войны большинство моих приятельниц не кормили детей грудью. Бутылочки казались всем удобнее и гигиеничнее. Но теперь их негде взять… – Она сдвинула простыню, накрывавшую верхнюю часть ее тела.

На мгновение Сэма удивило, что она обнажила грудь перед доктором. Потом он посоветовал себе не быть идиотом. Не следовало забывать, что этот человек помогал их ребенку появиться на свет и для него не осталось никаких тайн.

Барбара приложила сына к груди. Малыш знал, что нужно делать. В противном случае люди давно бы вымерли, как динозавры. Мальчик тихонько причмокивал – совсем как теленок или поросенок на ферме, где вырос Сэм.

– Как вы решили его назвать? – спросил врач.

– Джонатан Филипп, – ответила Барбара.

Сэм кивнул. Не самое необычное имя – в честь его отца и отца Барбары, – но и не самое худшее. Если бы родилась девочка, они назвали бы ее Кэрол Паулетта, в честь своих матерей.

– Жаль, что мы не можем сообщить нашим родителям о рождении внука, – сказал Сэм и добавил: – Проклятье, неплохо бы сообщить им о нашей свадьбе или хотя бы о том, что мы живы. Я и сам не знаю, что стало с моими родителями; насколько мне известно, ящеры оккупировали Небраску в самом начале вторжения.

– А я бы хотела, – заявила Барбара, сев и обернувшись простыней, как тогой, – чего-нибудь поесть. У меня такое ощущение, будто две последние недели я копала траншеи.

– Никаких проблем, – заверил ее доктор.

И тут же в операционную вошла сестра и вкатила столик, на котором стояли тарелка с большим бифштексом и двумя печеными картофелинами, еще одна с тыквенным пирогом и две большие чашки. Показав на чашки, доктор извинился:

– Я знаю, в них должно быть шампанское, но мы налили вам наше лучшее домашнее пиво. Считайте, что это жертвоприношение войне. – И он подкатил столик поближе к Барбаре.

Поскольку жена продолжала кормить Джонатана, Сэм взялся за вилку и нож, иногда отрезая по кусочку мяса и для себя. Ему еще никогда не приходилось кого-нибудь так кормить. Барбара радостно улыбалась ему – для нее это тоже было в новинку. Она действительно сильно проголодалась, еда исчезла с тарелки с поразительной быстротой. Домашнее пиво, как доктор и обещал, оказалось вкусным и довольно крепким.

– Если алкоголь попадет в молоко, Джонатан, наверное, опьянеет?

– Вполне возможно, – ответил врач. – И будет крепче спать. Не думаю, что вас это огорчит.

«И как мы будем жить в одной комнате, – вдруг понял Сэм, – мужчина, женщина и ребенок». Впрочем, другие люди как-то справляются – значит, и у них все будет в порядке Потом он вспомнил, что ему необходимо вернуться в Миссури. Он решил, что это нечестно по отношению к ним с Барбарой, но не знал, что с этим можно сделать. Нет, не совсем так. Он знал. Знал, что ничего сделать нельзя.

Барбара закончила есть, и сестра унесла поднос. Сэм стал ждать, когда она вернется к Барбаре с креслом на колесиках, но потом сообразил, что из-за отсутствия электричества лифты не работают.

– Барбара не сможет подняться по лестнице, – запротестовал он.

– Она справится, – возразил врач. – Люди гораздо сильнее, чем кажутся на первый взгляд. Впрочем, мы не позволим ей подниматься по лестнице. Мы с вами, сержант, сумеем донести вашу жену.

И они решили эту задачу при помощи пожарной переноски, приспособленной для медицинских целей. Когда они поднялись на четвертый этаж, оба задыхались.

– Если бы не торжественность события, я бы предпочла подняться сама, – сказала Барбара.

Она решила сама добраться до их с Сэмом комнаты. Правда, она с трудом ковыляла и так широко расставляла ноги, словно последние двадцать лет провела в седле.

Страха вышел из своей комнаты посмотреть, что делается в коридоре. Раскраска его тела оставалась неизменной – он все еще считал себя капитаном корабля. Для него не существовало официальной раскраски американского пленного. Он быстро подошел к сестре, которая держала на руках ребенка. Она невольно отступила на шаг, словно хотела защитить мальчика.

– Все в порядке, – быстро сказал Сэм. – Мы друзья. Пусть посмотрит на Джонатана.

Сестра с некоторым сомнением показала Страхе мальчика. Сэм заметил, что ящер смутился.

– Это тосевитский птенец? – спросил он на своем шипящем языке. – Маленький, а не Большой Урод. – И он широко открыл рот, радуясь собственной шутке.

Барбара ответила на его родном языке:

– Капитан, этой мой птенец, и он совсем не уродлив. – И она кашлянула в знак подтверждения.

Игер также кашлянул, показывая, что согласен со словами жены. С точки зрения грамматики предложение было построено несколько нестандартно, но Страха его понял.

– Семейные привязанности, – сказал Страха, словно напоминая себе. – Уверяю, я не хотел вас обидеть. По тосевитским меркам он настоящий образец красоты.

– О чем он говорит? – поинтересовался врач.

– Он утверждает, что у нас получился хорошенький ребенок, – ответил Сэм.

Он скептически относился к искренности Страхи, но ящер занимал слишком высокое положение, чтобы с ним спорить. К тому же – если не считать несколько преувеличенных представлений о собственных достоинствах и значимости, характерных для многих ящеров, – он был неплохим парнем.

– Ходить я могу, но стоять на одном месте трудно, – сказала Барбара по-английски. – Мне нужно прилечь.

Она с трудом преодолела последние метры и открыла дверь в комнату. Сестра последовала за ней с ребенком на руках.

Но прежде чем Барбара успела скрыться за дверью, появились Ристин и Ульхасс, пожелавшие взглянуть на ребенка. Они вели себя вежливее, чем Страха, но их явно распирало любопытство. Когда Джонатан открыл рот, чтобы закричать, Ристин воскликнул: