Harry Turtledove - Око за око

Теперь, когда он доставил корзинку на место, за нее отвечала Барбара. Она вытащила бутерброды с ветчиной, завернутые в тряпичные салфетки из госпиталя – вощеная бумага давно осталась в прошлом. Домашний хлеб теперь резали вручную, а ветчину делали в Хот-Спрингс; горчица не знала, что такое фабрика. Но вкуснее бутерброда Сэм в жизни не ел. После него на свет появились вареные яйца и персиковый пирог, который мог бы дать ветчине сто очков форы.

Хуже всего дело обстояло с пивом. Несколько человек в Хот-Спрингс варили пиво, но то, что у них получалось, не шло ни в какое сравнение с известными и привычными марками. Кроме того, оно оказалось теплым. Но Сэм решил не капризничать.

Когда с едой было покончено, он, удовлетворенно вздохнув, растянулся на одеяле.

– Жаль, нет сигарет, – сказал он. – В остальном жизнь мне кажется прекрасной штукой.

Барбара молчала, и он посмотрел на нее. Она не притронулась ни к бутерброду, ни к великолепному пирогу.

– Давай, ты же ешь за двоих, – удивился Сэм.

– Конечно, – проворчала она, и Сэм увидел, что она побледнела. – Только иногда мне по-прежнему бывает трудно уговорить пищу задержаться в моем желудке – даже для одного. Все равно сейчас лучше, чем было пару месяцев назад, – быстро добавила она. – Тогда мне казалось, что выносить ребенка равносильно тому, чтобы помереть с голоду – или съесть что-нибудь и тут же все отдать. Благодарение Богу, больше я этого не делаю.

– Верно, – проговорил Сэм. – Ну, я не собираюсь портить тебе настроение и зря волновать в такой прекрасный день – да и корзинка стоит на земле, и мне не нужно больше ее тащить. А назад мы пойдем вниз по склону, почти налегке, – попытался он утешить сам себя.

Легкий ветерок резвился среди сосен, наполняя лужайку терпким ароматом. В небе кружил ястреб. Синий дельфиниум и фиалки, огромные цветы шалфея и пурпурная рудбекия рассыпались по зеленому ковру, точно драгоценные камни. Жужжали пчелы, перелетая с одного цветка на другой. Мухи с энтузиазмом принялись за остатки ленча – и за Сэма с Барбарой.

Неожиданно Барбара пронзительно взвизгнула, и Сэм подпрыгнул на месте. Его убаюкала мирная тишина утра – он уже успел забыть, что такое покой и возможность расслабиться.

– Что случилось? – спросил он и сунул руку в карман штанов; если мирная тишина сейчас рассыплется в прах – что не раз случалось с ним за последнее время, – из оружия, чтобы их защитить, у него есть только перочинный нож.

Но Барбара показала на одеяло:

– Здесь только что пробежала маленькая зеленая ящерка. Я ее увидела, только когда она выскочила из травы. А теперь она снова куда-то подевалась.

– Я знаю, о чем ты, – сказал Сэм, успокаиваясь. – Они умеют менять цвет – иногда становятся из зеленых коричневыми. Местные жители называют их хамелеонами, но у них совсем не такие смешные глаза, как у настоящих хамелеонов, – знаешь, они вертят ими в разные стороны, совсем как наши ящеры.

– Мне от тебя требовалось сочувствие, а не лекция про хамелеонов, – фыркнула Барбара, но Сэм понял, что она не обиделась.

И вдруг на лице у нее появилось такое сосредоточенное выражение, что Сэм испугался. Барбара повернулась к нему, но Сэм видел, что она сидит с широко раскрытыми глазами, словно заглядывает внутрь себя.

– Ребенок шевелится, – пробормотала она. – Шевелится, ой, толкается… да еще как сильно. Иди сюда, Сэм. Ты его почувствуешь.

Сэм подвинулся к ней на одеяле, и она вытащила блузку из широкого пояса юбки в складку. Он положил руку ей на живот, чуть пониже пупка. Когда она была в одежде, беременность не слишком бросалась в глаза, но сейчас он видел округлившийся животик, покрытый капельками пота – день стоял жаркий.

– Перестал, – разочарованно проговорила Барбара. – Нет, подожди… чувствуешь?

– Конечно, – ответил Сэм. Под его ладонью что-то тихонько шевельнулось. Он уже знал это ощущение, но оно всякий раз приводило его в трепет. Сжав руку в кулак, он тихонько постучал по животу Барбары. – Привет! Дома кто-нибудь есть?

– Извините, – тоненьким голоском ответила Барбара. – Я еще не готов к вам выйти.

Оба весело рассмеялись, и из леса им ответил веселой трелью дрозд. Тишину летнего утра нарушало лишь упрямое жужжание пчел. Казалось, кроме них двоих в национальном парке вообще никого нет. Сэм осторожно просунул руку под блузку и прикоснулся к груди Барбары.

– Интересно, что это ты делаешь? – поинтересовалась она и оглянулась по сторонам, словно кто-нибудь мог за ними подглядывать.

– Я думаю… надеюсь, я собираюсь заняться любовью со своей женой, – ответил Сэм. – Ты не против?

Он вытащил блузку из-за пояса ее юбки и наклонился, чтобы поцеловать то место, на котором замерла его рука, когда он прислушивался к ребенку в животе Барбары.

– Ты не против? – передразнила его Барбара и подняла руки.

Благодаря бесконечной тренировке женщины умеют расстегивать пуговицы на спине так же легко, как мужчины справляются с пуговицами на своих рубашках. Она сняла блузку через голову.

Сэм расстегнул лифчик и бросил на одеяло. Грудь Барбары стала больше, соски потемнели. Он наклонился к ней, Барбара вздохнула и откинула голову – ее грудь стала гораздо чувствительнее в последнее время.

Сэм сбросил одежду, мимолетно подумав, что в такую погоду даже лучше оставаться голым. Барбара все еще была в юбке. Сэм засунул под нее руку и стянул с нее трусики, которые тоже швырнул на одеяло. Одновременно он целовал ее, а Барбара одной рукой притянула его к себе, а другой принялась ласкать.

Прошло всего несколько минут, и Сэм понял, что больше не может сдерживаться. Он хотел поднять юбку Барбары, но она довольно резко сказала:

– Нет, сними.

Сэм мгновенно повиновался. Иногда ум проявляется именно так: ты понимаешь, что нельзя задавать никаких вопросов.

Когда они откинулись на одеяле после всего, оба блестели от пота, но Барбара принялась быстро одеваться.

– Давай быстрее! – прошептала она, увидев, что Сэм не торопится.

Он окинул взглядом свое обнаженное тело и сказал:

– Ладно.

Сэм быстро оделся, заправил рубашку в штаны и сказал:

– Наверное, дело в том, что я слишком много времени провел в спортивных раздевалках. Мне все равно, если кто-нибудь увидит меня голым.

– Конечно, – ответила Барбара, – но если тебя увидят голым со мной, это не то же самое, если ты будешь болтаться без одежды среди кучи других голых бейсболистов. Надеюсь.

– Надейся, – фыркнул он, и Барбара рассмеялась.

Сэм сложил одеяло и убрал его в корзинку. За ним последовали салфетки от бутербродов, пустые бутылки из-под пива и даже пробки от них. Наступили такие времена, когда выбрасывать нельзя ничего. Но корзинка все равно оказалась значительно легче, чем по дороге сюда.