Дмитрий Беразинский - Красный опричник

Лаврентий Берия почуял приближение грозы и испросил разрешения удалиться. Сталин молча кивнул и принялся гулять взад-вперед по кабинету. У них с Гитлером было много общего. В том числе и эта привычка — мерить кабинет шагами в периоды раздражения. Но если Адольф Алоизович носился, как угорелый, заставляя взлетевшие со стола бумаги кружиться в хороводе, то Иосиф Виссарионович гулял медленно, инертно. Волков даже подумывал, что ему, как резиденту высших сил, пришел логический конец. Наступило то мгновение, когда Вождь Народов мог попытаться избавиться от навязчивого советника и проверить его способности к естественной смерти. В самом деле? Почему нельзя подстроить обстоятельства, чтобы сомнений не было даже у Бога?

— Значит вы, товарищ Волков, утверждаете, что я виноват в смерти еще неубитых людей? — тихо спросил Сталин, остановившись напротив окна и набивая трубку.

Андрей Константинович пожал плечами. Что ему еще оставалось делать.

— По-моему, бессмысленно упрекать руководителя страны в жертвах среди его подчиненных. Эти жертвы были, есть и будут всегда, пока существует государство. Но вдвойне честь и слава императору, что теми или иными действиями уменьшает число этих жертв. Я лишь утверждаю, что наступил момент, когда нужно прекратить бить своих и нужно начинать учиться бить чужих. Если бы у нас было время, Иосиф Виссарионович, я бы смог вам рассказать и показать немало позорных моментов, которые отнюдь не прибавили славы нашей стране на мировой арене. Неужели вам не интересно узнать, в каких местах нам надают по шее… фигурально выражаясь?

Сталин раскурил свою трубку и уже успел сделать несколько затяжек. Стоя как ангел, окутанный клубами курений, он тихо произнес:

— Интересно. И время для этого есть. Заряжайте свою адскую машинку. И еще… запомните, товарищ Волков, я — не император.

— Прошу прощения, Иосиф Виссарионович, — хмыкнул Волков, — но традиции сильнее законов. Корона Российской Империи не есть вещь материальная, как впрочем, любая объективная реальность… апостериори.

В течение нескольких часов Волков знакомил главу государства с обстановкой накануне очередной мировой войны: рассказывал о грядущих успехах немецкого оружия, освещал промахи и провалы земляков и единоверцев. Подробному анализу была подвергнута Финская кампания и сражение при Халхин-Голе. На первый взгляд, удачная война в Монголии, была подвергнута особенно резкой критике со стороны Волкова.

— Закидали япошек шапками и уверовали в свою исключительность! — ядовито комментировал Андрей Константинович, — а, между прочим, так воевали еще при царе Горохе! Руководство возложат на «товарища Жюкова» — диавола в генеральской форме. У меня стойкое впечатление, что он не солдат ведет к победе, а гонит баранов на жертвенный стол.

В отличие, скажем, от Ленина, Сталин умел работать с цифрами. Он немедленно затребовал точные сведения о принявших участие в сражении, состав войск, привлеченных к операции, а также количество погибших с той и другой стороны. После этого он бегло пересмотрел отчет о Финской кампании.

— Ничего хорошего! — это на памяти Волкова было впервые, когда вождь обошелся без своего «карашо», — похоже, товарищ Волков, вам удалось меня загнать в угол. Мне придется уверовать в то, во что верить не хотелось. Что половина нашей техники морально устарела, не успев даже побывать в боях; что структура нашей Красной Армии далека от оптимальной, и нужной при развертывании войск оперативности не обеспечивает; и самое главное: противник нас превосходит в настырности, мастерстве и в умении учиться. Так ведь?

— Да, товарищ Сталин, — пока других преимуществ у него нет. Однако у меня есть сведения, что Гитлеру тайно помогает Америка. Точнее, кое-кто в Соединенных Штатах.

— У нас тоже есть такие сведения! — произнес вождь, — проклятие! Этот чертов Рузвельт является президентом, но из-за этой хваленой демократии ничего не может поделать со своими бонзами, что возрождают в Германии военную промышленность. Но как они на словах осуждают фашизм!

Уставший Сталин посмотрел на уставшего Волкова и взял трубку внутреннего телефона.

— Александр Николаевич, распорядитесь, чтобы доставили ужин на двоих человек!

На другом конце линии голос Поскребышева ответил, что буквально через десять минут ужин будет на столе. В ожидании его Иосиф Виссарионович предложил гостю выпить по стакану вина. Потянулась неспешная беседа: Сталин задавал вопросы о будущем, а Андрей Константинович честно отвечал. На вопрос о грузинском вине пришлось сообщать правду:

— В коммунистические времена будет страшным дефицитом. Народ станет потреблять в основном азербайджанский портвейн и плодово-ягодное местного разлива. После развала СССР для пополнения бюджета войдет в моду дешевое суррогатное вино — на основе ароматизаторов и спирта не самого лучшего качества. Дорогих вин будет хватать, но «партейцы» станут предпочитать водку. Есть такой Никита Сергеевич Хрущев… вот после него и войдет в моду употребление крепких напитков номенклатурой.

Сталин болезненно поморщился.

— Мои врачи говорят, что чрезмерное потребление крепких напитков плохо действует на печень.

Волков хмыкнул, но ничего не успел сказать, потому что внесли поздний ужин. Картофель с рыбным ростбифом. Сырные оладьи и неизменный вечерний кефир для Сталина.

— Что принести вам, товарищ Волков? — поинтересовался Поскребышев.

— Благодарю, — отозвался Андрей Константинович, — я поддержу товарища Сталина кефиром. Вещь полезная, особенно на ночь.

Сталин ничего не сказал, лишь усмехнулся в усы. Но когда Поскребышев вышел, спросил:

— А правда, товарищ Волков, что вам уже за шестьдесят?

Собеседник улыбнулся.

— Вам, товарищ Сталин, скажу как на духу. Где-то около шестидесяти. Плюс-минус несколько лет. Когда большую часть жизни проводишь в таких местах, где даже само понятие времени непостоянно, как-то возраст теряет свое значение. Четверть века — здесь, еще четверть — в другом месте, десять лет — в средневековье Геи… да, около шестидесяти лет. По местному летоисчислению.

— А самочувствие? — осторожно спросил Иосиф Виссарионович. Он очень осторожно касался личных тем, но вопросы здоровья и самочувствия для него были актуальны.

— Когда как, — осторожно ответил Волков, — но у меня улучшена регенерация клеток, так что об очень плохом самочувствии говорить не приходится.

Он говорил тоже тактично, ни словом не обмолвившись о личном враче-симбионте и не намекая на возможность собственного долгожительства. Понятно, что любой человек чувствует собственную ущербность рядом с родственником Мафусаила. Однако Иосиф Виссарионович не настаивал на подробностях и просто предложил выпить под рыбу белого вина — как оно положено у «проклятых буржуинов». Все это время он присматривался к Волкову с хитрым прищуром, а после доброго глотка вина заметил: