ХОВАРД ФАСТ - ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА

– Где вы их видели?-тревожно пролепетал он.

– Кого?

– Шайенов.

– Отстань! – прорычал Сеттон. – Я не видел их. Они едут сюда, к Доджу.

– Откуда же вы знаете?

– Откуда я знаю? Вот чудно!

Остальные посетители столпились вокруг них.

Человек за стойкой вытирал стакан, с тревогой наблюдая за Сеттоном.

Пианино, задребезжав, умолкло. Маленький лысый человечек повернулся на табурете и налил себе стакан выдохшегося пива.

Плотный, хорошо сложенный, нарядно одетый человек с поседевшими головой и усами – вероятно, фермер или шулер, а может быть, инженер – сказал свысока и слегка презрительно:

– Если вы, мистер, видели индейцев, так расскажите нам.

Пианист, потягивая пиво, пробирался к группе, окружавшей бродяг.

– Мы приехали сюда с одним солдатом, – поспешно вмешался Макгрет. – Он и сказал нам.

– Шайены? А сколько их?

– Целое племя, верхами, будь они прокляты! – сказал Сеттон и, повысив голос, хрипло повторил: – Целое племя!

– А вы откуда приехали сюда?

– Из Ридера, если это вас касается, чёрт бы вас взял!

– Может быть, и так, – кивнул хорошо одетый человек, неторопливо оглядывая своими голубыми глазами Сеттона, его рваные штаны, синюю рваную, грязную блузу, лицо в шрамах, заросшее, небритое, и всю его крупную, коренастую фигуру.

Сеттон пытался уничтожить незнакомца вызывающим, дерзким взглядом, и Макгрет схватил своего партнера за рукав. Незнакомец спокойно встретил взгляд Сеттона, а худой краснолицый малый в коричневых штанах и расстегнутой рубашке – вероятно, железнодорожный служащий, а может быть, телеграфист – набрался решимости и сказал:

– И чего ради волновать людей этими разговорами об индейцах?

Он сказал это мягко и вполголоса, но упрек привел Сеттона в ярость. Бродяга с размаху ударил краснолицего, и тот растянулся на полу. Незнакомец не двинулся, но не сводил глаз с Сеттона. Человек в коричневых штанах всё ещё лежал на полу: у него не было оружия; на четвереньках отполз он в сторону и выбрался из круга.

Незнакомец повернулся к Сеттону спиной, тем самым выражая ему своё пренебрежение, подошёл к лежащему на земле, помог ему подняться на ноги и вместе с ним ушёл из салуна.

– Нашёлся умник! – сказал Сеттон. – Откуда я знаю про Шайенов… – Он потёр суставы пальцев.

– Я сам бы охотно излупил их! – возбуждённо крикнул бармен.

Пианист хихикнул и хлопнул себя по ляжке. На улице краснолицый человек, потирая слегка дрожащей рукой челюсть, сказал:

– Спасибо вам, мистер Блэк.

– Додж кишит подобными лодырями, – сказал тот. – Но лучше с ними не связываться, они подолгу не живут здесь.

– А он правду сказал относительно индейцев. Об этом было получено сообщение сегодня утром.

– Военный набег?

– Видимо. Это Шайены, которые ушли из своей резервации. Предполагают, что они направляются на север, но, кажется, никто ничего достоверно не знает. Я пока помалкивал об этом сообщении. Люди просто с ума сходят, когда слышат разговоры об индейцах.

– Эти разговоры пробуждают охотничьи инстинкты, – задумчиво заметил Блэк, – как крупный зверь, а в этой стране всегда сезон для охоты за краснокожими… Ну, мне надо обратно на ферму.

– Они говорили о трёхстах. Это много для индейцев.

– Было бы неплохо отправить против них отряд ополченцев, – заметил Блэк, думая при этом о своём ранчо, о лошадях, скоте, о доме, постройка которого обошлась ему в шесть тысяч долларов. – В какую сторону они движутся? – спросил он.

– Вот этого-то я и не знаю. Да и не моё это дело. Здесь находится полк солдат, пусть и занимается ими.

– Много сделали эти солдаты для Доджа!

– И всё же они являются представителями закона, мистер Блэк. А вы должны согласиться, что закона-то у нас и не хватает. – Краснолицый человек криво усмехнулся, потирая себе скулу. – Хорошо, если человек умеет сражаться, а если нет, то любой закон лучше, чем никакой. Представьте себе, что ополченцы отправятся убивать индейцев. Ведь это всё-таки только слепая толпа! В чём же тогда различие – идёт ли толпа линчевать одного человека, или сотню, или три сотни!

– Они защищают свои домашние очаги, – рассеянно сказал Блэк.

– Домашние очаги в Додже? Где же они, эти очаги? Блэк пожал плечами. Они зашагали по улице, и когда поравнялись с редакцией газеты, телеграфист, пробормотав что-то, отошёл от Блэка. Тот даже не заметил его ухода.

День клонился к вечеру, и Додж гостеприимно встречал всех прибывающих. Они въезжали поодиночке, парами, группами.

Кучка железнодорожных рабочих прикатила на дрезине, сняла её с путей и поставила перед салуном Келли.

Многочисленная семья шведов в маленьком громыхающем фургоне медленно тащилась по Главной Улице, рассматривая всё вокруг широко раскрытыми глазами. Во многих домах слышались дребезжащие звуки фортепиано, сулившие веселье.

Фермер направился в контору шерифа – тесный дощатый ящик с треснувшим зеркальным стеклом в окне. Шериф находился здесь; он дремал, развалившись в кресле. Тут же присутствовал судебный исполнитель Эрп; он вырывал листы из старых записных книжек и делал остроносые стрелки. Блэк извлек пригоршню сигар из кармана.

В то время шерифом Доджа был Бэт Мастерсон, коренастый решительный человек, скорый на расправу и твёрдо помнивший о том, что большинство его предшественников умерло в сапогах и с пистолетом в руке. Должность шерифа в Додже не была ни выгодной, ни почётной, она была связана с постоянным риском, с почти верным проигрышем в игре, которую нечестно вели другие. Каждый шериф Доджа обещал очистить город от преступных элементов, сделать его местом, где порядочные люди могли бы чувствовать себя в безопасности. Но Бэт Мастерсон был первым, как будто имевшим какие-то шансы прожить достаточно долго, чтобы довести своё намерение до конца.

Теперь же, прислушиваясь к болтовне Эрпа с владельцем ранчо, Мастерсон осторожно опустил своё кресло на все четыре ножки, кивнул головой, взял сигару, понюхал её и откусил кончик. Каждое его движение было обдуманно, рассчитанно, медлительно. Это были движения человека, который жив только благодаря своей осмотрительности и чья жизнь так хрупка, что её нужно охранять днём и ночью.

Он наклонился над спичкой, зажженной Блэком. Но Эрп отрицательно покачал головой и начал сосать сигару, не закуривая. Эрп, жилистый, весь подобранный, напоминал своей настороженностью боевого петуха; его пальцы непрерывно играли пистолетом, он постукивал ногтями о металл.

– Ну, как дела? – спросил Блэк.

– Всё спокойно.

– Спокойствие – вещь хорошая.

– Неплохая, – сказал Эрп.

– А что слышно о рыночных ценах? – спросил Мастерсон.

– Поднялись на доллар двадцать центов.