ХОВАРД ФАСТ - ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА

Но когда Торнбург заявил: «Не находите ли вы, капитан, что с этого пункта преследование индейцев можем вести мы? Вашим людям необходим отдых, вы так далеко ушли от своего форта», Мэррей бросил на него такой взгляд, что Торнбург больше не промолвил ни слова.

К вечеру они добрались до места, где след разделялся надвое: один шёл на север, другой – на запад, в обширную пустынную область песчаных холмов. Как раз там, где след разделялся, они увидели признаки недавней стоянки.

Торнбург посмотрел на Мэррея; тот решительно заявил:

– Я пойду на север, майор, если вы ничего не имеете против.

Торнбург пожал плечами и, хотя он был старше Мэррея по чину, всё же не пожелал вступать в пререкания с этим сумасшедшим. Уинт вздохнул, но ничего не сказал. Ночью два эскадрона из форта Рино разбили лагерь отдельно от остальных, и утром Торнбург с удовольствием увидел, что они двинулись в путь.

Сам он направился по следу, идущему в песчаные холмы.

Марш был трудным, продвижение медленным. Лошадиные копыта глубоко уходили в мелкий, сыпучий песок.

Когда же поднимался ветер, облака мелких, острых песчинок набивались людям в лёгкие. Солдаты ехали в угрюмом молчании, тщетно пытаясь защитить лицо и рот. Когда под вечер отряд наконец остановился на отдых, то оказалось, что он сделал не более двадцати миль. Кавалеристы разбили лагерь в неглубокой лощине. Пухлые валы низких холмов кое-как укрывали их от всё усиливавшегося ветра.

Глядя в молчании, как кроваво-красное солнце опускается за покрытые скудной травой холмы, люди испытывали странную тревогу. Местность была безлюдная, угрюмая – не пустыня и не прерия, – без всяких признаков жизни, даже птицы не летали, даже не трещали кузнечики. Более всего она походила на дикий, заброшенный морской берег с бесконечными песчаными дюнами.

Ночью ветер вздымал пески, и они текли, точно воды, и даже утром всё ещё продолжали крутиться небольшими водоворотами. Люди кашляли, отплёвывались и пытались вытряхнуть песок из сапог и одежды, но он был повсюду – в пище, в каждой маленькой трещинке, в складках кожи. Лошади тоже беспокоились; их то и дело пришпоривали, заставляя силой идти по почти засыпанному следу.

– Не считаете ли вы, сэр, что надо бы позаботиться о воде? – обратился к майору лейтенант Брейди. – У нас её осталось очень мало.

– Так же как и у них, – коротко ответил майор, кивком указывая на след.

К полудню след исчез, занесённый песками.

До конца дня они шли в направлении, взятом индейцами. Когда они молча разбили лагерь, офицеры обошли всех и отобрали фляги. Драгоценной воды оставалось совсем мало. Каждому было выдано по одной кружке. Остальные фляги были сложены в кучу; охрана их была поручена сержантам Реину и Морисею.

Когда утром заиграл горн, солдаты увидели, что солнце встает в какой-то тусклой дымке. Песок и туман смешались, образовав низко нависшую над землей пелену. Люди угрюмо получали свою порцию воды, поглядывая, как их пустые фляги гремящими связками нагружают на вьючных лошадей. Майор Торнбург подошёл к капитану Алекстону; остальные офицеры, собравшись небольшими группами, следили за своими начальниками, склонившимися над картой. Алекстон немного знал эту песчаную область. Всего месяц назад он находился на севере, в форте Робинсон. Торнбург спросил его:

– Вы знаете, капитан, где мы находимся?

– Двигаясь в этом направлении, мы должны были бы добраться до Северного Притока, – ответил Алекстон.

– По карте выходит, что так. Это к западу от нас?

– Кажется, да. Затем путь отклоняется к северу. Если мы пойдём на ют, то должны выйти к реке.

– Шайены не пойдут на юг.

– Вы правы.

Майор Торнбург думал о том, что его отделяют от форта Робинсон сто пятьдесят миль. В пустыне люди гибнут и при более коротких переходах.

– Если поблизости находится какой-нибудь водоём, то индейцы направятся к нему, – сказал он.

– Тут есть один такой водоём, так называемый Ключ Безумного Всадника, но не знаю, смогу ли я найти его.

– А вы всё-таки попытайтесь, – сказал майор Торнбург.

Они повернули на северо-запад. Майор ехал, сгорбившись, сжав губы, и с горечью вспоминал о полученном от Крука выговоре. Солдаты продолжали пришпоривать лошадей, чтобы заставить их идти не шагом, а рысью. Они продолжали свой путь в песках, а поднявшаяся мгла постепенно закрывала солнце. Мелкие песчинки лежали корой на их губах и ресницах. Лошади шли скользящим шагом, и всадникам казалось, что всё покачивалось у них перед глазами, а зыбкие дюны принимали фантастические очертания.

В полдень роздали всем по полкружки воды; этого не хватило даже на то, чтобы смочить пересохшие глотки. Солдаты хрипло ворчали, а сержанты шёпотом бранились.

Наступила ночь, а водоёма всё не было, быть может его и вовсе не существовало. Песок сёк лицо, точно ледяная крупа. Нечем было разжечь костры, не было даже бизоньего помёта, обычно лежащего в прериях повсюду. Они поели всё холодным – сушёную солонину, морские сухари, которые застревали в горле и вызывали мучительную жажду.

На следующее утро лошади, тяжело страдавшие от голода и жажды, главным образом от жажды, настолько ослабели, что даже не делали попыток пощипать высохшую траву, росшую на дюнах. В полдень Торнбург почти в отчаянии отдал приказ спешиться и вести лошадей на поводу.

Спотыкаясь, брели покрытые корой грязи кавалеристы, и им казалось, что они видят какой-то страшный сон. Их поиски не приводили ни к чему: за каждой дюной вставали новые дюны, за каждым холмом – пески и пески. Когда они нашли наконец водоём – просто лужу с горькой белесой жидкостью, то они пили, пили и не могли оторваться. Ночью пало восемь лошадей. А индейцев всё не было.

На следующий день Торнбург отказался от дальнейших поисков в этом направлении и повернул на юг. Теперь песок бил им в спину, а не в лицо, но ветер стал ледяным. Ночью, без огня, люди мучительно страдали, и многие из них заболели. Пало ещё несколько лошадей, а оставшиеся едва шли, волоча израненные ноги.

Все мысли людей можно было выразить несколькими словами, которые Алекстон хриплым голосом бросил майору Торнбургу:

– Если только мы наткнемся на этих индейцев – ну, уж тогда побереги их Бог!…

Они делали привал и брели дальше, отдыхали и опять брели, руководствуясь компасом, таща живых лошадей и оставляя за собой трупы павших. Они съели все продовольствие, и некоторые солдаты что-то лепетали, как бы впав в детство. Трое солдат умерло, прежде чем они добрались до Северного Притока; там были вода, трава, и на горизонте даже виднелся дом, из трубы которого поднималась струйка дыма.

Мэррей двигался вперёд по следу и всё глубже и глубже проникал в великие, выметенные ветрами, бесплодные равнины Дакоты, неизменно получая сообщения о том, что индейцы впереди.