ХОВАРД ФАСТ - ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА

– Скажи ему…

Но Джонсон тут же почувствовал, насколько тщетны будут попытки солдата что-нибудь объяснить им. Между ними стояла преграда. Но не только преграда языка: их разделяла целая эра, глубокая пропасть между прошлым и настоящим. Пожав плечами, Джонсон приказал солдату возвратиться в строй. И на месте переговоров остался один старик, удивительный, древний, окоченевший от холода, изможденный, со всеми горестями старости, слишком много видевший, слишком много перестрадавший.

– Что же вы намерены делать? – неуверенно спросил лейтенант. Он не столько обращался к капитану, сколько к самому себе, он стремился найти ответ, глядя на солдат, сержанта, на меркнущее солнце и приближавшуюся тучу.

– Делать?

– Трубач! – рявкнул Лэнси не выдержав. – Да брось ты наконец эту проклятую трубу! А Джонсон тихо сказал:

– Сержант Лэнси, возвращайтесь в форт и расскажите обстановку полковнику Карлтону. Объясните ему истинное положение вещей. Доложите, что я предлагаю выслать сюда два эскадрона и фургоны для перевозки этих несчастных. А мы останемся здесь. Может быть, нам удастся уговорить их добровольно отправиться в форт.

– А гаубицу, сэр?

– Что?

– Я спрашиваю: а гаубицу, сэр?

– Передайте ему то, что я сказал.

– Он захочет послать гаубицу, сэр, – извините за смелость, но вы знаете, что он скор на решения, когда дело касается индейцев. Не сказать ли мне, что пушка не нужна?

– Скажите ему то, что я велел вам передать, – пробормотал Джонсон. – Если полковник захочет послать сюда пушку, это его дело, сержант, а не ваше.

– Слушаю, сэр.

– Отправляйтесь сейчас же, – сказал Джонсон. Сержант уехал. Аллен снял свои рукавицы и отогревал руки дыханием.

– Холодно, – заметил он.

– Что?

– Становится всё холоднее. Думаю, что пойдёт снег. Джонсон сказал рассеянно:

– На востоке перед снегопадом теплеет.

Индейцы пришли в движение. Они не делали попыток уйти прочь от солдат, а наоборот, прошли мимо них совсем близко. Мужчины, всё ещё держа своё оружие наготове, образовали цепь вокруг женщин и детей, а когда они миновали кавалеристов, то пошли позади колонны в качестве арьергарда. Джонсон следил за их прохождением. Они ровняли шаг по ведшему их старому вождю. Джонсон кивнул лейтенанту Аллену, тот повернул кавалерию и повел её вслед Шайенам.

Отряд не отставал от них – достаточно было ехать шагом, – да и то Джонсону приходилось не раз останавливать его. Чтобы бороться с режущим северным ветром, индейцам понадобился весь небольшой остаток их сил. Его ледяные порывы то и дело задерживали их, и они едва подвигались вперёд. Горизонт перед ними стал чёрным, зелёные тучи, всё сильнее захватывавшие голубое небо, походили на дым, поднимающийся над фабричным городом. А позади, на закатном небе, выступали контуры людей в синих мундирах, в подбитых овчиной шинелях, на сильных, упитанных лошадях.

Джонсон только раз прервал молчание. Он сказал:

– Вот глупцы несчастные, обреченные глупцы!… Спустя некоторое время индейцы сделали привал. Около половины мужчин, взяв ружья наизготовку, повернулись лицом к солдатам, остальные помогали разбить лагерь. Бережно сняли с изнурённых пони детей, ласкали их, обращались с ними, как нищий обращается с единственной драгоценностью, уцелевшей у него от лучших дней. Всё это солдаты могли легко наблюдать, так как индейцы подпускали их на расстояние двенадцати ярдов от лагеря и только тогда угрожали им ружьями. Солдатам были также видны дети – тощие уродцы с вздувшимися животами, дети, которые не смеялись, не улыбались, даже не капризничали: жалкие гномы, закутанные в ворох всевозможного тряпья, которое только смогли уделить им полуголые родители.

Воины и женщины ковыляли вокруг, ища сучья, сухую траву, всё, что могло бы служить топливом. Они набрали наконец какого-то мелкого мусора, который при упорных поисках найдется даже в самой бесплодной пустыне. Они снесли его в кучи и разожгли маленькие костры, сверкавшие в сумерках. Видимо, у них не было пищи, так как они не делали попыток что-нибудь приготовить на этих кострах; они даже не грелись, они только уложили детей как можно ближе к огню, а своими телами старались, как стеной, защитить их от северного ветра.

Джонсон долго смотрел на всё это, затем не вытерпел, подошёл к одной из вьючных лошадей и снял с неё два мешка с морскими сухарями. Взяв их, он так близко подошёл к индейскому лагерю, что почти касался ружей охранявших его воинов. Он не боялся, что они могут застрелить его или броситься на него, причинить ему какой-нибудь вред. Страх его был иного рода – этот страх был вызван их близостью, самым фактом их существования. Он положил мешки, не спуская глаз с индейцев, не в состоянии оторваться от страшного зрелища их нищеты. Развязав мешки, он достал несколько галет и, подержав их в поднятых руках, бросил обратно. Сумерки быстро сгущались, и во мраке изнурённые фигуры индейцев казались олицетворением скорбного достоинства. Тьма преобразила их, и теперь чудилось, что одежда их – не лохмотья, и покрытые корой песка пергаментные лица смягчились.

Джонсон пошёл обратно и, наткнувшись на что-то, невольно отскочил. Это был Аллен.

– Виноват, сэр, – извинился тот.

– Ладно, лейтенант…

Они постояли вместе, немного впереди своих солдат, лицом к ветру, и попытались сквозь сумрак разглядеть индейцев.

– Как вы думаете, возьмут они сухари? – спросил Аллен.

– Думаю, что возьмут.

– Хотите, сэр, я отнесу им воды? – горячо предложил Аллен.

– Если вам хочется…

Аллен ушёл и вернулся через несколько минут с двумя зелёными флягами через плечо.

– Просто пойти и поставить?

– Это вполне безопасно,-ответил капитан. Наступила полная тьма. Чёрные тучи клубились в небе, и только на горизонте оставалась бледная полоска померкшего света.

Лейтенант отошёл всего на несколько шагов и тотчас исчез из глаз, слившись с темнотой, а воющий ветер заглушил звук его шагов. Джонсон вздрогнул, когда Аллен внезапно появился из темноты.

– Аллен? – спросил он, понимая, что боялся за него. Он положил руку на плечо лейтенанта: – Всё в порядке?

– Они взяли сухари, – улыбаясь, сказал Аллен; он был возбуждён и дрожал от холода и волнения. – Было очень темно, и они заметили меня, только когда я подошёл к ним совсем близко. Щелкнул курок. – Он вздохнул. – Но они, слава Богу, не выстрелили. Я поставил воду и пошёл обратно… Что мы будем делать ночью? – спросил он спустя некоторое время.

– Будем спать, расположившись вокруг них, – решил Джонсон. – Не думаю, чтобы они сделали попытку уйти, но для верности поставьте каждого третьего на двухчасовое дежурство.

Аллен кивнул.

– Сегодня может пойти снег, – сказал он.