Дарья Конoненко - Ответ большевику Дыбенко

– Бойчук.

– Я такого не знаю. Махно – знаю, Каретника – знаю, Петлюру – знаю, а такого – не знаю.

Всадник пожал плечами.

– А фельдшер у вас есть? Или доктор? – вклинился Заболотный.

– Та был, а шо надо?

– Зуб драть надо, – вздохнул Заболотный.

Всадник почесал в затылке. Та хай едут, если шо, так гранатами закидаем.

Село как село, люди по улице ходят вооруженные. Не зря поговорку

придумали «тяжело в деревне без нагана». Какой–то тип на крыше сидит, молотком стучит. Интересная крыша – не соломенная, и не жестяная – гонтовая, деревянная, то есть. На тынах горшки–миски висят, собаки лают на прохожих. Возле хаты ребенок сорняки дергает. Солнце светит, свинья в хлеву рохкает. Красота!

А вот и медпункт, или что–то подобное. И фельдшер, чернявой наружности и могучей окружности. Прогрессор решил на прелести местной стоматологии и не любоваться, тем более, с Кайдановым Бондаренко пошел, держать, или еще что–нибудь делать.

Кузница стоит, возле кузницы Опанас крутится, трофейную коняку продает. Бабка с корзинкой идет, из корзинки кто–то квохчет. Крысюка чего–то не видать, и жены его – тоже. Шульга тачанку стережет, Заболотный возле колодца стоит.

А из–за тына девушка выглядывает. Прям на прогрессора смотрит, внимательно так. Лось первым делом проверил ширинку, на треклятых пуговичках. Как же не хватает джинсов… . Но ширинка была застегнута. И ни в какие лепешки с яблоками прогрессор тоже не вступил. А девушка ничего, или стоит подойти поближе? И вид, как назло, самый непрезентабельный – черкеска с чужого плеча, штаны солдатские, сапоги стоптанные, и сам в грязи по уши – для мытья в речке холодновато еще.

Но девушка ничего, фигуристая, чернявая, как и многие местные, и блузочка ничего, с вышивкой, и никакого силикона! Все же есть и в прошлом свои прелести. Ага, выходит с коромыслом. Вот и шанс познакомиться, если только Заболотный от колодца не ушел.

Бабки у колодца разговаривают, надпись на тачанке обсуждают. Вот Бондаренко покурить вышел, довольный, будто клад нашел. А воплей из фельдшерского окошка не слышно. Девушка прицепила ведро к крючку, набрала воду в одно ведро, потом в другое. Лось перехватил коромысло.

– Женщине вредно носить тяжести.

Девушка благосклонно подмигнула. Прогрессор, сопя от напряжения, потащил ведра к хате, почти не разлив воду по дороге. На воротах уже стояла моложавая бабка в старомодной кофте и клетчатой юбке. Лось поставил ведра, заглянул в кухню – чистенько, кастрюли блестят. Но приглашать в дом его никто не стал и прогрессор, тяжело вздохнув, побрел к колодцу. Бабки уже живо обсуждали какого–то Васыля, который за свою невесту комусь руки–ноги оборвет. Тип с крыши слез, дрова себе рубит, умело так рубит, аж любуешься.

А вот, кажется, и Васыль. Из кузницы выходит. Мать–мать мать! Из него может получиться три нормальных человека. Хотя – люди созданы разными, а Кольт их уравнял. В данном случае наган, но это не важно.

А стрелять нельзя, хлопцы по селу разбежались, им плохо станет, поодиночке перебьют. И пулемет жалко. А жених приближается. И непохоже, чтоб он хотел поговорить о выращивании флоксов.

– Я не понял! – сказал кузнец и ухватил прогрессора за шиворот.

– Я тоже не понял! – Лось выдрал из кобуры наган, сунул под нос ревнивцу, – Я твою невесту пальцем не тронул! Ведра до хаты донес, а потом ушел.

Васыль разжал пальцы. Прогрессор пребольно приземлился на тощую задницу, ухитрившись не выронить револьвер. Тем более, противник уходить не собирался

– А шо там горит? – Кайданов таки вылез из объятий стоматологии и теперь с любопытством разглядывал пейзаж. Кузнец молча понесся в кузницу, потому что огонь из трубы – это технологией изготовления подков не предусмотрено.

Лось поднялся, потирая копчик. Может, со стороны, такое падение и выглядит смешным, но это таки больно. Кайданов молча глядел на пейзаж. Из всех троих новых знакомцев этот вызывал у прогрессора какой–то непонятный страх. Ну ничего вроде такого – обычный человек, роста среднего, чернявый да лохматый. Только – шрамы у него на руках интересные, вокруг запястий, да на корточках сидит, а не как все люди. Насчет шрамов бывший студент не был уверен, а вот детективов прочитал прилично. На корточках сидят в тюрьме. И непохоже, чтобы Кайданов был брачным аферистом или готовил фальшивый чай.

– Наплачется она с ним, – дезертир сплюнул кровью, почесался между лопаток, с завидной гибкостью.

Прогрессор хмыкнул. С одной стороны, чужая семейная жизнь его абсолютно не касается, а с другой стороны – самое плохое сочетание качеств у жениха – ревнивый, сильный и дурной.

В пейзаже не было ничего интереснее блестящей миски на тыне и чалой кобылы у этого же тына. Кобыла стояла на трех ногах, подогнув под себя правую переднюю, и спала в стоячем положении, иногда взмахивая хвостом. По улице важно прошел тот тип с крыши, похожий на какого–нибудь купца первой гильдии из пьес Островского, только купцы гранат на поясе не носят.

– Шо это он шастает? – прошипел Кайданов, усиленно глядя на кобылу.

Вот это уже подозрительно. Вроде бы еще ничего плохого не сделали. Вроде бы. Но неплохо бы передислоцироваться поближе к пулемету.

Шульга торчал возле тачанки, хрумкая непонятно чем – то ли сухарь из кармана достал, то ли что–то пожевать из соседней хаты раздобыл. Крысюка по–прежнему не было видно. И жены его – тоже. Опанас застрял в кузнице, чем–то ему чалая кобыла не понравилась, верней, кобыла как раз была в полном порядке – сытая, холеная трехлетка. А вот подковы у нее то ли стерлись, то ли не так прибиты.

А вот куда делась эта жертва царских властей? Журборез тоже пошел по своим делам. Вот только какие у него дела? Варенья у кого–нибудь экснуть? Устроить драку? Бывший матрос Дунайской флотилии был из тех людей, у которых с рождения в заду шило. И чем старше человек, тем оно больше.

Ага, вот и Крысюк, с колбасой в руках. Интересно, где его носило? А колбаса ничего, пахнет, аж сюда слышно. И жена сзади вышагивает. Ого, какие сапоги у нее. Романтики цветы дарят, но Крысюк и слова такого не знает, вот и купил супруге обувку. Оно и правильно, цветы к вечеру завянут, или там через день, а сапоги долго прослужат. А сапоги красивые, черные, блестящие, размера этак тридцать восьмого.

Опять этот типчик, купеческой наружности. Дежавю, или как там это называется? Прогрессор уже машинально влез в тачанку и не менее машинально сел на экснутую у гражданки Феоктистовой подушечку с вышитой розой. Задница не казенная, а дно у тачанки твердое. Шульга прекратил жевать, взглянул на местного жителя.

– Шо таке?

Местный внимательно посмотрел на собеседников. Крысюк ласково посмотрел в ответ, поверх пулемета. Шульга вытянул руки вдоль туловища, поближе к револьверам, уставился на любопытного немигающим гадючьим взглядом.